К далекому синему морю

Манасыпов Дмитрий Юрьевич

Успел откинуться в сторону, поднять руку, когда прямо по предплечью пришелся удар первым попавшимся ей под руку предметом. Это была кочерга. Кочерга, скрученная из алюминиевой трубки. Удар обжег руку, даже почти отбил ее, но ненадолго. Он смог выкрутиться и ударить ногой снизу. Попал в голень, заставив девушку зашипеть и отпрыгнуть в сторону. Высоко заверещала Жуть, явно кидаясь на кого-то.

– Оставить живой! – крик Милены показался куда выше. – Головы оторву!

Морхольд перекатился по полу, пытаясь дотянуться до оружия. Не вышло. С лестницы, визжа и швырнув

в него короткий дротик с широким концом, ввалился первый из Детей Зимы. Морхольд уклонился, но его вещи отлетели от удара ногой, и на сцене оказались еще двое актеров.

Морхольд замер, понимая, что из оружия – только табурет и нож на поясе. Хотя бы что-то, ну-ну.

Тяжелая, сколоченная из бруса и досок деревяшка была неудобной. Но тяжелой, такой, что легко раскроила бы голову любому из худых подростков, стоящих напротив него. И Милену, заходившую со спины. Судя по воплям с лестницы и азартным боевым крикам Жути, там нашлась еще парочка Детей.

По-волчьи поджарых, смотрящих глубоко посаженными глазами на худых хищных лицах. Хищных не из-за выражения на них, нет, Морхольд терпеть не мог такие штампы. Когда у человека зубы подпилены и изо рта смотрит настоящий частокол, а рожа с пятнами белой отмороженной кожи покрыта засохшими полосами бурой и недавно выпущенной крови… как еще сказать точнее?

Белый и серый мех на каждом, белая ткань, такая же, как у Миланы. Сейчас он смог понять, что это. Парашютный шелк, не иначе. Ну да, что удивляться, ведь у летунов пропало два дирижабля. А нашли один.

С черепами, скалящимися из-за плеч, торчащих на коротких обрезках труб. С висящими на шее сложными ожерельями из косточек и костяшек.

Круг сужался. Морхольд прижался к стене, водя табуретом из стороны в сторону. Хорошо, что у них нет огнестрельного оружия. И плохо, потому что его вертикалку никто и не думал подбирать. А раз так, то что? А то, что он нужен им живым. И хуже тут ничего не придумаешь.

Когда сверху скрипнуло, Морхольд успел отпрыгнуть в сторону и даже ударить. Подросток попал под удар, гулко хрустнуло, и он замер, даже не вскрикнув. Но и все. Потому что выпад Милены Морхольд пропустил. И в какой-то там раз за последние недели сперва перед глазами расцвел, переливаясь всеми оттенками красного, красивый алый бутон, а потом… Потом пришла чернота.

* * *

Холод. Холод продирал насквозь, грызя ледяными иголками мириадов зубов, умещающихся в его пасти. Морхольд очнулся, захрипев и выгнувшись. Холод забрался в каждую частичку его тела, обосновался и не хотел уходить. Он заморгал, стараясь понять люто ноющей головой – что вокруг? Где он? Почему так штормит?

Ответы пришли сами собой. Вокруг снова крутился снег, сквозь еле заметные тучи пробивались звезды, и, значит, он точно не в водонапорке. А раз звезды движутся, чуть покачиваясь, так его просто куда-то и на чем-то несут. Вот и все. Хреновые дела, короче.

– Очнулся? – Милена оказалась рядом, шла, чуть скрипя снегом.

Морхольд не ответил, вслушиваясь. Где-то сбоку, явно вырываясь, скрипела и злилась Жуть.

– Сколько

своих ты потеряла? – поинтересовался он, стуча зубами. – А?

Она ударила его. Той самой дубинкой, отправившей в нокаут. Только не по голове. И хорошо, что не по яйцам. В живот. Наотмашь. Морхольд стиснул зубы, еле-еле сдерживая крик, ожидая еще одного удара.

– Двоих. – Милена замахнулась, но решила пожалеть. – Одного убил ты, второго… вторую твоя тварь. И теперь она жива только потому, что мне хочется сжечь ее живьем.

– Эвон как, – протянул Морхольд, – да, глупо было орать своим дебилам про брать живой. Ну, за что боролась, на то и напоролась.

– Хочешь еще?

– Да нет, что ты, я так… – зубы стучали без остановки. – Меня тоже сожжешь? Ну, хоть согреюсь.

– Шутник, – она улыбнулась, страшноватой улыбкой, которую так и тянуло назвать смертельной. – Думаешь, разозлюсь и прибью тебя раньше?

– Ни в коем случае… А вот спроси, как мне хочется умереть, быстро или чтобы помучиться?

– У тебя с головой не в порядке.

– У меня с головой все в порядке, – Морхольд попробовал говорить медленнее, получалось плохо, озноб захватывал сильнее. – Не смог отказать себе процитировать классическую фразу. А ты не дала.

– Ты еще лучше, чем мы думали, – протянула девушка. – И как ты хочешь умереть: быстро или помучиться?

– Желательно помучиться, – Морхольд дрожал все сильнее. – Спасибо тебе говорю. А почему я лучше?

– Лют видел, как ты падал с небесного корабля. Ты выжил, не разбился. Ушел в буран от охотников. Не дал мне убить тебя, ни разу.

– А ты пыталась? – Изобразить удивление получилось хорошо. Прилетевший удар это подтвердил очень серьезно.

– Твою-то мать… – Морхольда вывернуло. Он закашлялся, чуть не захлебнувшись. – Ну ты и …!

– Я еще та, – девушка кивнула, совершенно довольная собой, – а про свою мать ничего хорошего не скажу. Иначе меня здесь бы не было. Да, забыла сказать, мы с ребятами очень верим в разные приятные вещи. Например, в то, что если съесть сердце, вырезанное у живого врага, у сильного врага, вся его сила перейдет к нам.

– Экая, однако, честь-то.

– Закрой рот. Тебе повезло, что Мрак и Глот еще не вернулись.

– Кто? Какие у вас детские напыщенные имена-то…

Девушка скрипнула зубами. Но не ударила.

– Глота ты видел. Наш волк. И его охотник. Они на всякий случай искали твой след. В других местах. Мои братья, что несут тебя и скоро получат свою долю твоих внутренностей, вернулись раньше. Как только увидели дым из трубы.

Она замолчала. Да и Морхольд тоже. Ему очень хотелось, чтобы его тащили как можно дольше. Хрен с ним, с холодом. Потерпит. Лишь бы появилась возможность побороться, лишь бы она появилась. В чудо и уж тем более в воздушную кавалерию, всегда приходящую на помощь хорошим парням, не верилось. Во-первых, чудес ему не встречалось. Каждое чудо оказывалось хорошо спланированным. А во-вторых, воздушная кавалерия всегда помогала только хорошим парням с Оклахомщины. Или, на худой конец, с Аризонщины. А он вовсе даже из Самарской области.