К истории евреев: 300 лет в Санкт-Петербурге
Шрифт:
Прихожане ПХС приняли активное участие в освящении и открытии постоянного памятника «великому художнику и скульптору М.М. Антокольскому» на ЕПК 22 ноября 1909 г. в присутствии большого числа почитателей его таланта. Место для него было предоставлено решением Кладбищенского управления безвозмездно, на создание фундамента выделено 600 руб. После совершения кантором с синагогальным хором заупокойного богослужения Д.Г. Гинцбург охарактеризовал значение творчества М.М. Антокольского для еврейской и мировой культуры. Выступил И.Е. Репин, который обратил внимание на то, что на памятнике написано Марк Матвеевич, а Антокольский называл себя Мордух Матысович. «И жаль, что это не было учтено». 2 мая 1910 г. во вторую годовщину смерти Ю.Б. Бака на его могиле был установлен памятник (автор Я.Г. Гевирц). Во время церемонии открытия выступили Л.М. Брамсон и кадетский деятель И.В. Гессен. Последний сказал: «Для таких людей лучшим памятником будут созданные ими дела. Спи спокойно, дорогой товарищ, мыслящее человечество никогда не забудет тебя».65
На ЕПК построили оранжерею для выращивания цветов по проекту Я.Г. Гевирца. Она была торжественно открыта 15 мая 1914 г., а уже вскоре было решено ее расширить. Был обнесен забором участок земли, выделенный Городской думой для евреев в 1909 г., производилась
Как уже указано, погребения на первом еврейском кладбище – Старо-Волковском – начались в 1802 г. Между тем систематическая регистрация умерших в Раввинате велась лишь с 1854 г. Учитывая это, Кладбищенское управление решило восстановить имена погребенных в столице евреев за 1802–1854 гг. И это производилось по книгам Евангелическо-лютеранской общины св. Петра, в ведении которой находилось кладбище. Пожар в здании этой общины уничтожил книги записей, погребенных до 1820 г. Поэтому Кладбищенское управление сделало в 1911 г. выборку записей похорон евреев на этом кладбище, начиная только после этого года. На заседаниях правления ПХС не раз обсуждался вопрос о продолжавшемся уничтожении могил на нем, так как происходило дальнейшее расширение гужевой, а потом и автомобильной городской дороги, проходившей через его территорию. И с этим евреи были бессильны бороться. В 1907 г. была собрана тысяча рублей на сооружение забора вокруг кладбища, но реализовать это было уже практически невозможно, так как сокращение площади кладбища по указанной причине продолжалось.67 Что касается Ново-Волковского кладбища, то его состояние тогда не вызывало беспокойства.
2.6. Тяжелые утраты еврейской общины.
2.6.1. Бароны Гинцбурги
Наиболее ощутимой потерей для ПЕО была смерть 17 февраля 1909 г. Г.О. Гинцбурга. Отмечалось, что он «страдал раком, последние месяцы был болезнью прикован к постели и провел их в страшных мучениях. За день до смерти он находился в агонии, не теряя, однако, сознания и не лишившись речи». Было сказано о многих его друзьях из русской прогрессивной интеллигенции, в числе которых были названы К.К. Арсеньев, В.С. Соловьев, М.М. Стасюлевич, Д.В. Философов и др. Некоторые их них потом были около его гроба. Были получены многочисленные просьбы от евреев совершить захоронение в Петербурге. Однако от его родных был получен «вежливый отказ». Было разъяснено, что такова предсмертная воля покойного, что он уже «давно дал обет в том, что будет похоронен в Париже рядом с могилой его горячо любимой рано умершей жены». И родственники не смели его нарушить. Наиболее полный некролог был опубликован Ю.И. Гессеном уже на другой день после смерти Г.О. Гинцбурга. Рассказав об основных этапах его жизни, о его значении для еврейского народа России, он отметил его выдающуюся роль как «ходока по еврейским делам в правительственных сферах». Указал на его участие в работе комиссии графа Палена в 1887 г. по реформе законодательства о евреях, когда он «внес весьма прогрессивные предложения по расширению их прав, но которым, увы, не был дан ход». В заключение было сказано, что «изменяющиеся политические условия, а также тяжелая болезнь отодвинули в последнее время покойного от текущей еврейской жизни. Но он не был чужд новым веяниям до последних минут. И не переставал принимать душевное участие в печальной судьбе евреев в России. И их историограф в будущем почтит его память добрым словом».68
Перед доставкой на вокзал тело Г.О. Гинцбурга 22 февраля, в день праздника Пурим, было внесено в ПХС. Там после совершения богослужения с надгробным словом выступил Г.Б. Слиозберг: «Петербургская еврейская община оплакивает понесенную ею незаменимую утрату, не стало ее главы, ее устроителя, вдохновителя и руководителя. Она говорит ему свое скорбное “прости” в день народного праздника, в день, посвященный памяти избавления евреев благочестием Мордехая и самоотречением Эстер от истребления, задуманного злоумышленником Аманом. Но какой может быть праздник, какие радостные исторические воспоминания, когда ныне мы хороним часть нашей истории. Когда перед нами прах того, чьею мечтою всю долгую жизнь было благо его народа, чьи помыслы и деяния были направлены к добру, чей мощный дух стремился к свету и к просвещению». За гробом Г.О. Гинцбурга шло значительное число людей, включая представителей всех еврейских организаций, многих учреждений города. Шествие замыкали 12 колесниц с венками (их всего было около 320) – серебряными и из живых цветов.69
Экстренное заседание правления ПХС состоялось 24 февраля 1909 г. Оно происходило с участием Распорядительного комитета для обсуждения вопросов, связанных с похоронами Г.О. Гинцбурга и устройством торжественной панихиды в ПХС 25 февраля – в день предания земле его останков в Париже. На собрании прихожан ПХС было «выслушано прочувственное» слово члена правления М.П. Шафира по поводу «невосполнимой утраты, понесенной всем русским еврейством и здешнею еврейскою общиною». И собравшиеся почтили его память вставанием. Вскоре при ЕЛО была открыта читальня его имени. 17 марта состоялось собрание членов ОРТ, на котором Я.М. Гальперн произнес речь о его жизни и деятельности. Он же выступил 12 апреля на собрании членов ОПЕ, посвященном его памяти, перед началом которого было проведено заупокойное
В годовщину его смерти в ПХС было совершено торжественное заупокойное богослужение, на котором Г.Б. Слиозберг сказал: «Он был человеком исключительным, и исключительным является многое после его смерти. В исключение из общего правила, мы отпевали и хоронили его в день Пурима, тогда, когда у евреев не оплакивают умерших. Траурный год после его смерти длился не 12 лунных месяцев, а 13. В исключение из общего правила, я, не будучи раввином, должен говорить с амвона в синагоге. Если он был велик как филантроп, как меценат, как печальник своего народа и радетель о его нуждах, то его хватало и на то, чтобы нести самые нежные заботы об истинной религиозности, о сохранении в еврействе лучших традиций и распространении великих начал еврейского вероучения. Г.О. Гинцбург не разделял взгляда, что образование евреев должно происходить с их освобождением от “талмудических суеверий”, что просвещение их не может совмещаться с истинной преданностью лучшим идеалам Талмуда. Он был одним из тех, кто всей своей жизнью доказал, насколько могут в полной гармонии уживаться просвещение и культура с истинной религиозностью и приверженностью к старине. Он верил в то, что истинная просвещенность на почве иудаизма будет источником электрического тока, который даст энергию громадного света, будет освещать все вокруг далеко за пределами еврейства».
В 1910 г. Комиссия для обсуждения вопросов, связанных с увековечением памяти Г.О. Гинцбурга, учитывая его заслуги перед всем еврейством России, «нашла целесообразным учредить при проектируемом еврейском учительском институте его имени богословские классы для подготовки просвещенных наставников еврейских общин». Однако этот проект в результате дополнительного обсуждения на заседании представителей столичных еврейских учреждений 21 марта 1910 г. был признан несвоевременным. На заседании правления ПХС 25 апреля 1910 г. было подтверждено ранее принятое решение об устройстве в ней музея им. Г.О. Гинцбурга. В 1911 г. отмечалось, что продолжалась подготовка к его созданию, были выделены для этого необходимые средства. В четвертую годовщину его кончины (1913) в ПХС было проведено богослужение в его память, на котором присутствовали его дети, еврейские религиозные и общественные деятели. После этого было произведено открытие помещения, приспособленного для музея его имени, где хранились адреса и вещи, поднесенные ему в день 75-летия, а также венки, возложенные на гроб. «Был составлен подробный каталог музея, которому предпослали описание истории его создания и открытия». В феврале 1914 г. в пятую годовщину смерти Г.О. Гинцбурга в ПХС состоялось заупокойное богослужение, где с речью выступил М.Г. Айзенштадт, который говорил о его значении для ПЕО. Состоялось оно и в шестую годовщину – 10 февраля 1915 г. (последнее открытое упоминание имени этого деятеля с его положительной оценкой).71
Большой интерес вызвало опубликованное в 1912 г. сообщение о том, что английская судебная администрация открыла завещание Г.О. Гинцбурга. Из него следовало, что он оставил в виде наследства, кроме имущества в России, имение в Англии, оцененное в 390 тыс. фунтов стерлингов, которое им было разделено между десятью его детьми. Узнав об этом, многие не могли понять, как такой известный жертвователь на еврейские нужды ничего не оставил из этого еврейским обществам России. Как бы предвидя это, он в завещании писал: «Я всегда следовал примеру своих предков и постоянно помогал евреям. Поэтому я не нахожу нужным завещать единовременную сумму на благотворительные цели, так как я не сомневаюсь, что дети мои, оставаясь верными традициям их предков, будут отзываться на все нужды еврейского народа и будут постоянно поддерживать его благотворительные учреждения». В печати было сообщение о том, что в Петербурге в начале 1912 г. существовала Комиссия по распределению наследства Г.О. Гинцбурга. В ее состав входили его сыновья Александр и Альфред, Г.Б. Слиозберг и М.И. Шефтель. Они выделили 200 тыс. руб. для помощи еврейским учреждениям и распределили их между ними.72 Но имели ли эти средства отношение к британскому наследству или относились к российскому, сказать трудно.
Последний раз в своей жизни его сын Д.Г. Гинцбург выступил на собрании прихожан ПХС 17 мая 1910 г., когда сообщил о результатах Особого съезда представителей еврейских общин. Здоровье его все более ухудшалось. И 7 октября он направил в правление ПХС письмо, в котором просил по этой причине отставить его от должности председателя. А 10 декабря 1910 г., т.е. менее, чем через два года после смерти своего отца, он скончался.73 Для организации его похорон образовали комитет, в который вошли: М.Г. Айзенштадт, Г.А. Бернштейн, М.А. Варшавский (пред.), М.А. Гинсбург, М.С. Гуревич, А.Н. Драбкин, Б.А. Каменка, Д.Г. Каценеленбоген, И.Ю. Маркон, Г.Б. Слиозберг, М.И. Шефтель, Д.Ф. Фейнберг и др. Согласно выраженной им воле, его тело было решено не вносить в ПХС, венков на гроб не возлагать. Был открыт подписной лист для желающих, взамен их приобретения, сделать пожертвования на благотворительные цели: на содержание Курсов востоковедения, на еврейские бесплатные столовые и др. Заупокойное богослужение состоялось на квартире усопшего, где М.Г. Айзенштадт «произнес прочувственную речь». Он опубликовал в газете свое обращение к евреям, в котором писал, что вопрос об обряде захоронения он обсуждал с Д.Г. Гинцбургом незадолго до его смерти. Тот высказался за предельную скромность совершения всего того, что может быть связано с этим, подавая, как считал раввин, пример для подражания. В этом он хотел следовать тому древнему историческому событию, происшедшему в эпоху царствования Траяна, когда покойников хоронили весьма пышно, что беднякам было не по карману. Тогда патриарх Гамлиэль перед смертью приказал хоронить его скромно, в простом полотняном саване, что с тех пор, как сказано в Талмуде, стало общепринятым. Погребение Д.Г. Гинцбурга состоялось на ЕПК 13 декабря. Оно производилось не по 1-му разряду, как обычно осуществлялось в отношении такого рода лиц, а с возможно большей простотой, на новом кладбищенском участке, правда не столь далеко от Дома омовения и отпевания. Надгробное слово произнесли М.И. Шефтель и Г.Б. Слиозберг. Последний подчеркнул, что покойный захотел и после смерти остаться с евреями России, завещал не отправлять его тело во Францию, где захоронены предки. Правление ПХС приняло его похороны на свой счет. Оно вместе с его родными поставило в дальнейшем на его могиле массивный гранитный саргофаг без надписи, окруженный чугунной оградой, как и завещал покойный.