К небу мой путь
Шрифт:
— Черт возьми! — крикнул сверху Робертс. — Это опять ты! Убирайся. Иди домой!
Браш не отвечал. Он ждал примерно с полчаса. Наконец Робертс неуклюже, с трудом спустился по лестнице вниз.
— Похолодало, — сказал Браш. — Может быть, завернетесь в одеяло?
Робертс смотрел на него несколько секунд, потом направился к своей машине.
— Я не пущу вас за руль, — сказал Браш. — Учтите, физически я сильнее вас.
Тогда Робертс повернул в кусты; Браш в шести шагах следовал за ним. Это хождение длилось больше часа. Иногда они попадали на берег озера. Один раз неожиданно вышли к Морганвилю, где Робертс посидел минут десять на ступенях какого-то дома, пока Браш стоял в стороне посредине улицы, тактично соблюдая дистанцию. Затем, вернувшись обратно в лес, побрели по просекам.
— Может быть, вам стоит здесь прилечь и поспать?
— Я же сказал тебе: у меня бессонница. Как же я засну, если я не могу спать?
— Уже два часа ночи. Я думаю, вы заснете. Я разожгу костер.
Робертс повернулся и снова побрел меж деревьев. Браш кинулся за ним и крепко схватил его за плечо.
— Дальше вы не пойдете, — громко сказал он. — Выбросьте из головы все эти ваши мысли. Я знаю, о чем вы все время думаете. Перестаньте об этом думать. Мир не так плох, как вам кажется, даже если он и выглядит не очень хорошо. Ложитесь сюда, на эту лавку, или на этот стол — где вам больше нравится. А я разожгу костер и посижу до утра. Если вы в самом деле не сможете спать, то все равно постарайтесь ни о чем не думать, разглядывайте деревья, например. Я не могу позволить вам бродить одному по лесу с такими мыслями.
Он расстелил одеяло на одной из скамеек. Робертс растянулся на приготовленном ложе и отвернул в сторону свое искаженное страданием лицо. Насобирав довольно большую кучу сухих веток, Браш разжег костер в соответствии с правилами, которые когда-то, еще в Ладингтоне, помогли ему заработать значок отличника. Он сел у костра, устремив глаза на разгорающийся огонь.
— Можно, я спою? Я не помешаю, если буду петь?
Ответа не последовало. Тогда Браш негромко запел. Он исполнил «Вдали над водами Каюги» и «Голубиные крылья». Он спел «Усни, малыш Кроппи, усни» и «Ковбой, вернись к родным холмам». После этого он стал петь подряд все, что знал. В конце концов он начал клевать носом и задремал, а когда очнулся, увидел, что уже наступило утро. Птицы начинали свою шумную возню в кронах деревьев. Он с удивлением обнаружил, что небо, еще недавно безоблачное, теперь покрылось нежными розовыми облаками. Робертс мирно похрапывал на своей скамейке, и Браш задремал снова. Когда он окончательно проснулся, Робертс сидел на скамейке и пристально его разглядывал. Заметив, что Браш не спит, Робертс не говоря ни слова забрал со скамьи одеяло и пошел прочь. Он был бледен и смущен. Они в молчании вернулись в лагерь и улеглись спать в своей палатке с биркой «Феликс».
Браш немного опоздал к завтраку. Подойдя к столику «М», он увидел завтракающего в одиночестве судью Кори.
— Привет, Джим, — сказал судья. — Ну и чем все это кончилось?
— Сегодня он в полном порядке, — ответил Браш.
— Ты молодчина, Джим. Никак нельзя допускать подобных вещей в нашем лагере. Доктор мне все рассказал. О машине не беспокойся.
Джесси Мэйхью остановилась возле Браша.
— Как вы находите глазунью? — спросила она.
— Джесси, — сказал судья, — дай этому парню самое вкусное, что только у тебя имеется! Он этого достоин. Моя жена и дочь утверждают, что у него чудесный голос. Джим, мальчик мой, дай-ка мне свое ухо поближе: я хотел спросить тебя, когда ты собираешься уехать отсюда.
— Вообще-то сегодня утром.
Судья помолчал, потом заговорил очень сердечным тоном:
— Джим, мальчик мой, ты просто поразил мою дочь, просто поразил. Я очень хорошо знаю свою малышку; далеко не каждый парень привлекает ее внимание, нет-нет, сэр! Слушай меня, я хочу кое о чем тебе намекнуть. Но только между нами! Слушай… как мужчина мужчине. У моей малышки непременно будет собственный прекрасный дом. Понял, что я имею в виду? Ты, конечно, можешь сказать, почему бы ей не быть счастливой и в родительском доме. Джим, тридцать пять тысяч долларов пойдут следом за нею, понимаешь? Да-да, если она придет к кому-то и будет счастлива, то тридцать пять тысяч долларов тут же пойдут следом. Опять же, в стране — Депрессия. Смекаешь? Подумай об этом. Да, и самое главное: при моем положении я без труда могу пристроить какого-нибудь молодого человека
Браш покраснел до ушей. Джесси Мэйхью поставила перед ним хлебцы и кофе. Он взглянул ей в лицо.
— Я… я надеюсь, она будет счастлива, судья, — запинаясь, пробормотал он.
— В общем, подумай об этом, дружок, и тогда между делом я пристрою ваши учебники самым наилучшим образом! Можешь мне поверить.
Глава 5
Канзас-Сити. Пансион Куини. Первое слово об отце Пажиевски. Джордж Браш пьет и буянит
Браш не считал ту ферму в Мичигане своим родным домом; у него не было дома, и по этой причине, когда дорожная судьба приводила его в городок или местечко, где жили его друзья, разыскивал он их не только из простого желания повидаться. Такое место было у Браша и в Канзас-Сити.
Пансион Куини — мисс Крэйвен — располагался в высоком, узком, почерневшем здании, стоявшем среди точно таких же старых, почерневших корпусов там, где Восьмая стрит пересекает Пенсильвания-авеню и Джефферсон-авеню. В этих кварталах, совсем рядом с центром города, целая колония меблированных комнат влачила свое скудное существование. Разбитые окна были заклеены газетами; дворы, заросшие сорняками и заваленные старым хламом, стали последним пристанищем негров-картежников и бездомных котов, ночным прибежищем бродяг. Задние окна пансиона смотрели на крутой склон холма, усыпанный битыми бутылками и рваными автопокрышками и спускавшийся к пустырю, за которым блестели рельсы железнодорожной линии и грязная речушка лениво несла свои воды, покрытые сажей и разводами мазута.
Браш поднялся по ступеням и нажал кнопку звонка. Дверь открыла сама Куини со шваброй в руках.
— Привет, Куини.
— А, мистер Браш! Рада вас видеть.
— Кто-нибудь из парней дома, Куини?
— Кажется, они все куда-то умотали. Вы хотите остаться переночевать?
— Да, Куини. Я поживу у тебя денька три.
— Тогда я пойду приготовлю вам место. Сейчас у меня стало хуже, чем прежде, мистер Браш. Но вы сами понимаете, почему. Эти обормоты грозят прикончить меня, если я буду убирать у них в комнате. Я прошу вас, поговорите с ними, пусть они позволят мне приходить и убирать у них, а то уже грязью заросли.
— Я попробую. Какие еще новости?
— Дайте припомнить… Мистер Морис всю зарплату отдал за лечение, да… И у мистера Каллэгена тоже с деньгами неважно.
Браш поднялся на несколько ступенек.
— А что, Куини, Херб по-прежнему пьет?
— Ох, вы же знаете, я никогда толком не понимала, что с ним происходит, но, я думаю, он и в самом деле немножко попивает. Я не знаю, как это получилось, мистер Браш, но однажды кто-то мне переломал все перила на лестнице. А миссис Кубински, которая живет в соседнем подъезде, сказала, что видела, как ночью кто-то висел на карнизе крыши, вцепившись в водосточный желоб, но в последний момент его сняли. Это удивительно, что они еще живы, мистер Браш, и если вы спросите, почему удивительно, я отвечу вам: потому, что они вот уже пять лет каждую неделю оказываются на пороге гибели — я не преувеличиваю.
— Я знаю, — сказал Браш с участием.
Они посмотрели друг на друга. Браш добавил:
— Мы должны хоть как-то помочь им, Куини. Не надо думать о смерти. Как поживает отец Пажиевски?
— У него все в порядке. Он снова нашел работу и уезжает на семичасовом поезде.
— Почки у него уже не болят?
— Врачи говорят, что у него желчные камни. Мистер Крамер дал ему немного иорданской воды, и он принимает ее с чаем каждый день; это ему помогает. Я ходила в Общество Святой Вероники [6] , и миссис Делеханти сказала, что у него, что бы ни говорили врачи, должно быть что-то другое. Она сказала, что ему долго не прожить.
6
Общество Святой Вероники — одно из многочисленных благотворительных обществ в США.