К «последнему морю»

Ян Василий Григорьевич

Эта повозка была собственностью простого, незнатного монгола, сотника Азарга-Тахя, который поседел в походах, совершив сперва длинный путь от счастливой сладкоструйной реки Керулен на далекой родине монголов до главной столицы царства Цзиней, трудолюбивых, искусных в разных мастерствах китайцев. Оттуда Азарга-Тахя совершил новый путь, еще более длинный, через безводные пустыни Гоби до Ургенча, столицы веселых, добродушных хорезмийцев, считавших себя до вторжения монголов самым сильным и счастливым в мире народом. Эти первые походы Азарга-Тахя совершал под начальством величайшего из людей, чье имя теперь монголам нельзя произносить вслух, того,

кто принес народу монголов неизмеримую славу, а его князьям и военачальникам – несметные богатства. Некоторая часть захваченных богатств перепадала и простым монгольским воинам. Но много ли можно увезти с собой на хотя и крепком, но небольшом коне с плохим старым седлом и парой истрепавшихся переметных сум? Счастлив был тот, кто имел собственную повозку, запряженную неутомимыми выносливыми волами, да еще в той повозке должна была сидеть верная жена, имея возле себя быстроглазого мальчика или девочку, помощницу в работе. Такая жена – верный друг в пути, заботливая хозяйка, умеющая сберечь вещи, захваченные в набеге, которые Азарга-Тахя, проносясь вскачь, бросал в повозку, зная, что его жена всему найдет свое место и припрячет.

Эту арбу Азарга-Тахя нашел когда-то брошенной возле Ургенча, усадил в нее свою жену, которая до этого ездила служанкой-рабыней в обозе его начальника темника Курмиши. Азарга-Тахя наполнил тогда арбу доверху разными одеждами и запряг в нее сперва двух тощих верблюдов с болтающимися от голода горбами. Потом дела его стали все более улучшаться, расцветая, как степь весной. Благодаря терпению и бережливости его верной жены он из беспечного бродяги превратился в расчетливого хозяина, особенно после того, как хан Курмиши назначил его десятником, а через два года сотником и стал давать ответственные поручения.

А повозка обратилась надолго в передвижное жилище семьи Азарга-Тахя. Эта семья постепенно росла. Кроме пегого быка и пяти волов, появились две собаки: одна – большая темная лохматая овчарка, волкодав, была верным сторожем, другая – черная борзая, поджарая и стремительная, явилась главной кормилицей семьи: она носилась по степи, ловила сусликов и зайцев, иногда и лисиц, свою добычу неизменно приносила хозяйке, которая, содрав шкурки, жарила или варила тушки зверьков, давая объедки верным собакам.

В арбе ехало еще трое детей: девочка лет трех и два мальчика пяти-шести лет, которых хозяйка подобрала в Сарае, где работали на постройке домов пригнанные из Владимира и Рязани пленные широкобородые урусы.

Крайне истощенные, они умирали во множестве. Особенно умирали дети. Похожие на маленькие скелеты на тонких ножках, они жалобно просили: «Дай хлебца! Дай корочку!»

Женщина спросила пленных, кто родители детей, показав руками, будто нянчит и качает ребенка. Один указал пальцем на землю, потом на небо и махнул рукой, а другой сказал:

– Бери их, да корми получше! Здесь они все одно пропадут.

Когда арба тащилась по степи, мальчики бежали рядом, а девочка сидела на руках у приемной матери и так же, как и она, повторяла: «Кха-кха!» – таким возгласом монголы погоняют быков.

А когда накрапывал дождь и крутил легкий снег, мальчики тоже взбирались на арбу и сидели рядом, вместе с тремя курицами и петухом со связанными лапами. Женщина покрывала их всех одним большим войлоком с прорезанными отверстиями, из которых выглядывали любопытные головки детей. Новая мать стала причесывать их по-монгольски, обрезав все волосы и оставив только небольшую косичку с цветным лоскутом на

левой стороне затылка.

Азарга-Тахя изредка навещал арбу, – ему нельзя было отдаляться от своей сотни. Поэтому вся забота ложилась на его жену: она с помощью обоих мальчиков распрягала волов, и они паслись поблизости, охраняемые верными собаками. На рассвете женщина с помощью собак опять сгоняла волов к арбе, подводила их под ярмо, и арба катилась дальше, к новым заботам и тревогам, а может быть, и к богатству: впереди предстояло захватить большой город Кыюв, где все крыши богатых домов, говорят, покрыты золотом. Азарга-Тахя обещал постараться отломить хоть один маленький кусочек от такой золотой крыши.

Глава шестая

Железная повозка

Обоз Субудай-багатура был очень небольшой: четыре быстроходных верблюда везли его походный шатер и кожаные китайские сундуки; в них хранились пергаменты с чертежами земель, через которые проходило монгольское войско. Там же хранились путевые книги походов.

Кроме того, в этом маленьком личном обозе великого аталыка находилась его боевая железная колесница. Это был железный ящик, поставленный на два высоких колеса. На все четыре стороны были прорезаны узкие щели, предназначенные для наблюдения и пускания отравленных стрел. Кто подойдет без разрешения к колеснице, будет ранен стрелой и вскоре в корчах умрет.

Говорили, что внутри повозки сидит стрелок-девушка, охраняя сон Субудай-багатура, который часто, даже днем, во время переходов, спал в этой колеснице.

Кроме того, в повозке еще находилась маленькая лохматая собачка китайской породы, которая по слуху узнавала шаги всех близких своему хозяину и молчала при их приближении, но, если она принималась яростно лаять, это означало, что приближается неизвестный человек.

Железную повозку везли четыре коня, запряженных по два. На левом переднем сидел возница.

Субудай-багатур однажды уговаривал Бату-хана тоже завести себе такую же прочную повозку, чтобы предохранить себя от предательского нападения.

Бату-хан сердито ответил:

– Меня достаточно охраняет твой зоркий глаз!

Глава седьмая

Письмо халифу правоверных

«Святейшему, величайшему повелителю праведных халифу Мустансиру, – да будет над ним мир! – его преданный слуга, почитатель, исполнитель его дальновидных предначертаний и усердный посол при особе непобедимого хана Белой, Синей и других бесчисленных орд мунгальских, джихангира Бату-хана, желает вечной славы и успеха, и осуществления надежд, и постоянного здоровья и счастья, – безошибочный стрелок из лука, укротитель своенравных коней Абд ар-Рахман говорит: «Мир тебе, защитник собрания верных!» – и просит не отвращать от него твоего ока милости и привета.

Пишу я тебе среди холодных бесконечных степей и холмов, засыпанных белым снегом, сквозь который пробиваются высокие кусты желтой травы. Только завернутые в бараньи шкуры кочевники-кипчаки могут переносить этот мучительный холод с пронизывающими ветрами, спасаясь в кожаных или шерстяных шатрах, согреваясь около костров, поддерживаемых охапками камыша или сухим конским пометом. Вода в такое холодное время замерзает и обращается в твердый прозрачный камень, и через застывшие широкие реки, ставшие удобными гладкими дорогами, могут бесстрашно переходить, точно по земле, всадники на конях или тяжелые груженые повозки, увлекаемые десятками больших волов.