К строевой - годен!
Шрифт:
«Ваше благородие» резко вынырнул из жижи вне себя от негодования. Он смахнул грязную воду с лица и яростно стрельнул глазками в лейтенанта, который уже спрыгнул с кузова в воду и спокойно смотрел на дембеля, положив руку на кобуру пистолета.
– За козла ответишь, сосунок.
Взглянув на оружие, «ваше благородие» заорал:
– Что смотрим, духи?! Вцепились в кузов и понесли транспорт на своих могучих плечах!
Два раза никому не пришлось повторять. Каждый нашел для себя местечко и постарался покрепче вкопаться в скользкое,
– Ты тоже! – рявкнул на Агапова лейтенант.
Дембель нехотя вперся в кузов.
– Газу! Товарищ майор, газу!
Холодец не видел, что там за дела такие творились, но, высунувшись из кабины и повернув голову назад, он заметил грязнющего злого Агапова. Молодец лейтенант!
– У меня яйца намокли! – придурошно заорал дед Женя, откликаясь на еще более усилившийся ливень.
Лейтенант расправил легкие:
– У кого намокло, подхватить хозяйство в зубы! Газу!
«Шишига» дернулась вперед и откатилась назад.
– Враскачку! – командовал Юра, все больше трезвея.
Витя Резинкин стоял возле Агапова и, стиснув зубы, добросовестно упирался. Никому не улыбалось стоять под дождем вечно. Лучше быстрее в кузов, а затем в тепло кунга к «буржуйке» обсыхать, кушать кильку с черным хлебом и пить чай.
– Еще! – орал не своим голосом лейтенант, и личный состав откликался на его призыв большим усердием.
Резинкин бычился, как мог, он даже закрывал глаза, чтобы они не вылезли из орбит с натуги, и не думал сейчас о том, что ни дед Женя, ни «ваше благородие» в полную силу не толкают, а лишь делают вид. Он очень хотел выбраться из лужи.
– Еще!
«Как он орет! Никогда бы не подумал», – Резинкин снова уперся мослами в кузов, пытаясь заставить «шишигу» двигаться вперед.
Ливень не стихал ни на секунду. «ГАЗ-66» ходил взад-вперед, все больше увеличивая амплитуду.
– Вместе!
И тут лейтенант почувствовал от людей отдачу. Он спинным мозгом ощутил, что они, отравленные сегодня утром каким-то дерьмом, смогут, они сделают.
Транспорт взревел недуром и неожиданно для всех выскочил на ровный участок дороги.
Мудрецкий посмотрел на часы. Без десяти.
– Все в машину, немедленно!
Они успели. Успели к сроку!
Вываливаясь около ворот парка из кабины, Юра улыбался. Вошел в кунг. Натоплено, аж жарко. На топчане развалился клювоносый Кобзев.
– Здоров, ну и погодка.
– Да, – Мудрецкий плюхнулся на стул. – Толкать пришлось.
– Все, расписывайся в журнале, я сваливаю.
Мудрецкий молча расписался.
– Готово.
– Отлично. Счастливо подежурить.
Евздрихин выдохнул:
– Спасибо, Костя. Успели. Теперь молчок, понял? Держи бабки.
– Петр Петрович, какие проблемы, – басил выложившийся Кикимор. – Катайтесь на здоровье, – пять сотен ушли к дембелю в карман.
Движок они перекинули минута в минуту. Как и рассчитывали. Вырвали один, вырвали другой. Поставили. Шито-крыто. Без оборудования, что есть в боксе,
Вроде обошлось.
– Поехали, до казармы довезу.
Прапорщик не скрывал своего удовлетворения, запуская новенький двигатель.
– Слышишь, как работает? Поет!
Заботин прибежал в офицерское общежитие – длинный одноэтажный барак на краю села Чернодырье – и передал приказ комбата явиться всем офицерам в расположение части.
Только что притопавшему из наряда Мудрецкому так хотелось к своему взводу, что он не постеснялся произнести несколько нехороших слов. Тем более что остальные матерились куда более грубо.
Стойлохряков рвал и метал, и металл рвал тоже. Три фрагмента стальной ручки бегали между пальцами до тех пор, пока на плацу не застроили весь батальон, все триста человек.
Начальник штаба Холодец подал команду: «Смирно!»
Комбат, выйдя на середину, «Вольно» не откатил.
Никто не знал, чем вызвано столь спешное построение.
Бабочкин шептал на ухо стоящему перед ним в строю Валетову:
– Не иначе война!
– Если б война, вокруг бы были одни грибы.
– Какие грибы?
– Ядерные.
Бабочкин перекрестился.
– Скажешь.
Комбат прочистил горло.
– В батальоне ЧП! Мне только что звонили из штаба дивизии с Киржей. Оказывается, у нас в столовой плохо кормят! – Пузо комбата колыхалось, а сам он распалялся все больше. – Сынки, да вы знаете, что такое голод?! Вы же понятия не имеете! Выйдите, пожалуйста, выйдите, кто писал анонимку! Я этому человеку ничего не сделаю, я только хочу в его глаза посмотреть. Пусть он мне скажет при всех, что у нас хреновая жрачка!
То ли среди выстроенных военнослужащих не было того, кто сочинил и неведомым способом отправил кляузу в дивизию, то ли комбат отпугивал своим страшным видом потенциального признанца, то ли словам командира о том, что тому, кто выйдет, «ничего не будет», таинственный аноним не верил. Роты застыли в строю, словно каменные.
Леха знал про себя, что это не он. Нет, точно, он не мог. И Фрол не мог.
– Химики не виноваты! – выкрикнул Простаков во всю глотку.
Кто-то хыхыкнул, но батальон не заржал, чувствуя настроение предводителя.
Мудрецкий стоял справа от него и повернул голову.
– Молчи, – шикнул он.
– Извините, – начал оправдываться Алексей.
– Вижу, никто не выходит. Ладно, скажу в массу! Запомни, товарищ нехватчик, говно может сделать один, а разгребать его всем миром. К нам пообещали направить комиссию из округа. С завтрашнего дня начнем усиленно готовиться. Химики, на месте! – рявкнул Стойлохряков. – Остальные – разойтись!
Майор Холодец подбежал к отдельному взводу.
– Кто сказал?
– Я! – гордо ответил Леха, делая шаг из строя. – Рядовой Простаков!