К суду истории. О Сталине и сталинизме
Шрифт:
В «Правде» 2 ноября 1927 г. была опубликована речь Троцкого на октябрьском пленуме – его последняя политическая речь на заседании ЦК ВКП(б). Она достаточно ясно показывает всю нереалистичность платформы «левой» оппозиции и лично Троцкого. Такая платформа, в крайне острой форме и с элементами демагогии, не могла иметь успех не только у руководителей, но и у большинства членов правящей партии. Вместе с тем тяжелое впечатление производит и грубость оппонентов Троцкого, таких, как Петровский, Скрыпник, Уншлихт, Ворошилов, Голощекин, Чубарь, Ломов, Калинин и др. Речь Троцкого сопровождалась непрерывными яростными выкриками этих людей. В стенограмме приводятся и такие возгласы, как «хвастун», «болтун», «предатель», «долой гада», «долой ренегата», «шпана ты этакая», «ложь», «клевета», «гнусность», «могильщик революции» и т. п. В конце речи стенографист записывает: «Свист, все нарастающий шум, ничего не слышно, звонок председателя, свистки, голоса “долой с трибуны”, председатель объявляет перерыв. Товарищ Троцкий все время читает, но нельзя
Под крики «долой», «вон» покинул трибуну пленума и Зиновьев, так и не закончив своей речи.
В ответ на решение об исключении Троцкого, Зиновьева и Каменева из состава ЦК оппозиция предприняла попытку провести свою демонстрацию в честь 10-летия Октябрьской революции. Эта демонстрация оказалась, однако, демонстрацией не столько силы, сколько слабости. Рабочие в ней почти не участвовали, преобладала студенческая молодежь, служащие некоторых учреждений. Демонстранты несли лозунги: «Выполним завещание Ленина!», «Ударим по правым, по кулаку, по нэпману, по бюрократу!», «Долой Сталина!», «Долой термидор!», «Да здравствует Троцкий!», «Против оппортунизма и раскола – за единство ленинской партии!», «Да здравствуют вожди мировой революции Зиновьев и Троцкий!». Многие участники демонстрации пели песню, содержащую слова: «Да здравствует Троцкий – вождь Красной Армии!».
Во время демонстрации лидеры оппозиции, стоя на балконе одного из домов на углу Воздвиженки и Моховой улицы, произносили речи. По сравнению с официальной праздничной демонстрацией трудящихся Москвы оппозиционная демонстрация производила жалкое впечатление. Ее быстро разогнали созданные для этого рабочие дружины и подразделения милиции. Здесь же, на улице, были произведены и первые аресты. У демонстрантов вырывали из рук лозунги, портреты Троцкого и рвали их на части. При этом многих студентов избили. Еще более неудачной была попытка организовать оппозиционную манифестацию в Ленинграде. Зиновьев, явно переоценивший свое влияние в этом городе, едва не был избит во время праздничного шествия.
14 ноября 1927 г. за организацию оппозиционной демонстрации пленум ЦК и ЦКК исключил Троцкого и Зиновьева из партии. Из ЦК и ЦКК были исключены еще остававшиеся в их составе активные деятели оппозиции. Какая-либо открытая дискуссия с оппозицией перед намеченным на декабрь XV съездом ВКП(б) была запрещена. Сотни деятелей оппозиции исключали из партии в Ленинграде и в других городах.
Исключение из партии Троцкого явилось одной из причин самоубийства видного советского дипломата А. А. Иоффе, страдавшего к тому же рядом тяжелых заболеваний. Он был крупным партийным деятелем, имевшим большие заслуги, в частности, сыгравшим значительную роль при заключении мирного договора в Брест-Литовске. Поэтому ему были устроены официальные похороны. Присутствовавший на них Якубович рассказывает в своих воспоминаниях: «Когда гроб с телом Иоффе стоял в ожидании выноса на Новодевичье кладбище в здании Наркоминдела на Б. Лубянке, вокруг этого здания огромная толпа заполнила все улицы и затормозила на них движение. С трудом пробирался сквозь эту толпу Троцкий в сопровождении К. Радека и Муралова… В числе провожавших гроб шла, между прочим, Н. Аллилуева – жена Сталина. Провожало много народу – главным образом троцкистски настроенная молодежь – комсомольцы, студенты. Было немало бывших военных и военно-политических работников, работавших в прошлом под руководством Троцкого. Провожавшие запели военные песни эпохи Гражданской войны, упоминавшие имя Троцкого. На кладбище после официальной надгробной речи от имени ЦК партии, произнесенной Чичериным, говорили Троцкий, Зиновьев и Каменев. Речь Троцкого содержала в себе главным образом призыв к восстановлению партийного единства… в ней не было никаких резких выпадов, имя Сталина в ней вовсе не упоминалось. Зато Зиновьев говорил в запальчивом агрессивном тоне, говорил о преступлениях Сталина, предающего интересы партии, попирающего права ее членов, фальсифицирующего волю партии. Когда после окончания траурного митинга участники его выходили из ворот Новодевичьего монастыря, невдалеке стояла в строю воинская часть, вероятно, присланная для того, чтобы произвести оружейный салют. Из окружения Троцкого выделился один молодой человек, подбежал к воинскому строю и закричал: “Товарищи красноармейцы! Кричите «ура» вождю Красной Армии товарищу Троцкому!” Наступила критическая минута. Никто в строю не шелохнулся. Царила мертвая ненарушенная тишина. Л. Д. Троцкий стоял в нескольких десятках шагов – тоже молча – и смотрел в землю. Потом повернулся и пошел к автомобилю. За ним последовали Зиновьев и Каменев. Для свидетелей этой сцены должно было стать ясным, что дело Троцкого проиграно безнадежно. Новое поколение красноармейцев не знало его, не участвовало в Гражданской войне, было воспитано в новом духе. Для них имя Троцкого говорило очень мало или не говорило ничего. Состав похоронной демонстрации тоже наводил на размышления. Рабочих в ней не было. Пролетарской опоры за “объединенной” оппозицией не находилось».
В декабре состоялся XV съезд ВКП(б). На съезде было подтверждено исключение Троцкого и Зиновьева из партии. Одновременно съезд постановил исключить из партии 75 активных деятелей оппозиции, в том числе Каменева, Пятакова, Радека, Раковского, Сафарова, Смилгу, И. Смирнова, Лашевича и др. Съезд предложил также
А председатель Совнаркома А. Рыков даже сказал:
«По обстановке, которую оппозиция пыталась создать, сидят в тюрьмах очень мало. Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить (голоса “Правильно!”)».
Делегат из Москвы Г. Михайловский, искажая исторические факты, высказался вообще против дискуссий в партии.
Уже на съезде партии некоторые видные деятели зиновьевской оппозиции заявили о своем отказе от оппозиционной деятельности и просили вернуть их в партию. Съезд принял решение рассматривать такие заявления лишь в индивидуальном порядке и принимать по ним решения только через шесть месяцев после подачи заявления.
После XV съезда Каменев, Бакаев, Евдокимов и некоторые другие «зиновьевцы» заявили, что подчиняются решениям съезда. Вскоре капитулировал и Зиновьев. В середине 1928 г. Зиновьев, Каменев и многие их сторонники были восстановлены в рядах партии, и им были предоставлены должности в советском и хозяйственном аппарате. Что касается активных троцкистов, то они намеревались продолжать борьбу со «сталинской фракцией». ЦК партии решил поэтому расширить репрессии против троцкистов. Почти все троцкисты, не подавшие письменного заявления об осуждении своих взглядов, были арестованы, помещены в политизолятор (так называемые тюрьмы для коммунистов) или сосланы в отдаленные районы страны. Одним из первых было решение о высылке Троцкого. Его уведомили об этом за четыре дня. Для проводов Троцкого на вокзал явилось множество его сторонников: было очевидно, что он еще популярен. По свидетельству М. А. Солнцевой, некоторые провожающие ложились на рельсы. Отъезд Троцкого был отложен на 18 января. Однако 17 января на квартиру Троцкого пришли работники ГПУ и аппарата ЦК и потребовали его немедленного отъезда. Троцкий отказался, но его силой вынесли на руках и затолкали в стоявшую у подъезда машину. Затем его отвезли на Ярославский вокзал и посадили в поезд, отправлявшийся в Казахстан. Сын Троцкого Седов стал кричать, обращаясь к железнодорожникам: «Смотрите, они увозят Троцкого!» Но никто не вмешивался, и поезд отошел от перрона.
В течение года Троцкий вместе с семьей жил в Алма-Ате. Он продолжал поддерживать легальную и нелегальную связь со своими сторонниками, вел обширную переписку. Он был настроен еще весьма оптимистически. В письме, направленном им в Политбюро и распространявшемся в списках среди ссыльных троцкистов, говорилось:
«Неизлечимая слабость аппаратной реакции при ее внешнем могуществе состоит в том, что она не ведает, что творит. Она выполняет заказ враждебных классов. Не может быть большего исторического проклятия для фракции, вышедшей из революции и подрывающей ее.
Величайшая историческая сила оппозиции, при ее внешней слабости в настоящий момент, состоит в том, что она держит руку на пульсе мирового исторического процесса, ясно видит динамику классовых сил, предвидит завтрашний день и сознательно подготовляет его» [185] .
Однако письма Троцкого своим сторонникам не подтверждали того, что он «ясно видит динамику классовых сил». Когда в партии обнаружился «правый» уклон, Троцкий выступил вначале за союз с «центром» (то есть со Сталиным) против «правых», которых он считал более опасными, чем группу Сталина. Однако очень скоро Троцкий стал добиваться установления нелегальных контактов с группой Бухарина против Сталина. Некоторое время Троцкий опасался установления под давлением крестьянства военной диктатуры во главе с Ворошиловым и Буденным против Сталина. В этом случае он предлагал своим сторонникам поддерживать Сталина против Буденного и Ворошилова.
В 1929 г. было решено выслать Троцкого за границу. В феврале того же года его с семьей тайно привезли в Одессу и здесь на пароходе «Ильич» отправили за пределы СССР. По договоренности с Турцией, у которой в те годы были хорошие отношения с СССР, Троцкому было предложено поселиться на острове Прикипо (Принцевы острова) в Мраморном море. Здесь он провел более четырех лет, занимаясь главным образом литературной деятельностью. Кроме нескольких книг и множества статей, которые издавались на Западе, Троцкий написал и большую часть материалов созданного им «Бюллетеня оппозиции». Он был все еще полон надежд на успех своего движения. На пороге 1930 г. он писал: