К теплым морям. Том второй
Шрифт:
Раздался леденящий кровь хруст разрываемых тканей и костей и бульканье застрявших в раздавленной глотке предсмертных воплей. Обмылка стошнило. Вытирая рот тыльной стороной ладони, он забился в какое-то укрытие и попытался достать оружие, но руки тряслись как у старого алкоголика. Над головой свистели пули — нападавшие в панике палили в Бьернсона, но тот, не чувствуя пробивающих тело пуль, метался вокруг хватая и разрывая как картонных кукол всех, кто попадался на пути.
В пыль возле его укрытия, шлепнулись, спасаясь, двое. Увидев Обмылка они выхватили кинжалы гортанно крича. Обмылок отбросил пистолет и поднял руки. Его схватили и, дав по голове, куда-то поволокли. Последнее, что Обмылку удалось увидеть —
...
Капитан сидел в кресле на мостике и, попыхивая трубкой, наблюдал как на пирсе механики размечают листы броневой стали для резки. Что бы ни кусочка драгоценного материала не пропало даром, Амяз, сперва, спланировал раскрой на бумаге, а теперь его переносили на листы со всей возможной тщательностью. Из порта вернулись Доктор и Старпом. Они ходили добывать какие-то радиодетали. Попутно Доктор заглянул к землякам и взял у них свежей прессы.
Взяв предложенную газетку Капитан принялся изучать последние новости. Пресса сюда приходила с изрядной задержкой но, учитывая, что за хлопотами он не читал их уже почти год, новостей было много.
– Ты смотри, что этот граф-то творит!
– пробежав глазами передовицу, Капитан довольно ухмыльнулся, - «Вчера, скандально известный энтузиаст воздухоплавания граф Алекс фон Курзе, в знак протеста против сокращения финансирования его проекта по созданию сверхтяжелого авианесущего дирижабля, влетел на легком аппарате собственной конструкции прямо в зал заседания Фолькспарламента и летал под куполом отказываясь спускаться. Призвать графа к порядку и восстановить работу Фолькспарламента удалось только после прибытия фрау Курзе, срочно вызванной полицией.
Власти назвали данное происшествие возмутительным, однако ввиду того, что жертв и разрушений причинено не было, ограничились штрафом за нарушение общественного спокойствия.
В тоже время продолжается расследование другого происшествия связанного с графом Фон Курзе. Два месяца назад, один из его экспериментальных дирижаблей потерпел крушение на ферме неподалеку от Ахонвейдшен, в результате попытки выстрела из установленной на его борту сто пятидесяти миллиметровой гаубицы. Военное ведомство до сих пор пытается выяснить, как в руки графа попала гаубица и боеприпасы к ней.»
– Йа! Граф есть очень эксцентричен тип!
– согласился Доктор, - Он есть заработать состояний на изобретений парашют и может себе позволить многое.
– Парашют в Залесье изобрели…
– Вообще первый конструкций сделать в Гюйон, но они есть были крайне архаичный.
– Не знаю ничо, - отмахнулся Капитан, - Нормальный парашют наши придумали.
– Это есть возможно. Но Фон Курзе есть изобретать подобный конструкций независимо. После того как терпеть крушений и ломать себе ноги. Потом, он есть делать пробный конструкций, испытывать, делать сто экземпляр и раздавать их аэронавт в частный порядок. Те оценивать конструкция высоко и требовать официальный поставка. Потом начинайтся война и Курзе есть сказочно богатеть. Теперь он есть иметь огромный фабрика и являться главный поставщик парашют, аэростат и дирижабль для армия.
– Ты смотри… И когда все успевает?
– Я вас умоляю… - слушавшая их разговор Лисса фыркнула, - Фон Курзе, как это по залесски? «Raspizdjai». Делами занимается его супруга. Он очень удачно женился в свое время: у него был титул, а у жены — галантерейная мануфактура. На ней он и сделал первые образцы.
– Я есть не согласен, - покачал головой Доктор, - Первоначально, армия есть отказываться от его изобретений. Эти думкопф решили, что если у летчик будет парашют, он будет бросать машина при первой возможность. Идея раздавать их летчик бесплатно был блестящий коммерческий ход! И она принадлежат графу! Так
– На известность работает… - Капитан понимающе кивнул, - Пойду, проверю чем там остальные занимаются. А то затихли чего то-то. На душе не спокойно…
…
Вокруг каменной чаши валялись тела и гильзы. В соседнем доме приоткрылась дверь. Старческий глаз изучил картину побоища и, убедившись, что все закончилось, исчез в полумраке. Дверь закрылась. Женщина с кувшином вышла намереваясь набрать воды, увидела тела и быстрым шагом ушла. Потом, из полускрытой кустами канавы высунулась чумазая рожа уличной девчонки. Опасливо озираясь, она начала пробираться между искалеченных трупов. Их трогать она не решалась: все на улицах знали, что касаться ассасинов Фавваза, живых или мертвых — харам. И за это можно поплатится головой. А вот северянина запрет не касался, так что, трусливо озираясь, она подобралась к нему и принялась шарить по карманам.
Внезапно огромная рука схватила её за шею. Девчонка заверещала, заметалась, пытаясь вырваться, однако хватка была как у кузнечных клещей.
– Заткнись… - Бьернсон с хрипом втянул воздух в пробитые легкие.
– Прастите дяденька — йа думала што вы дохлый!
– Ты знаешь ислас?
– Ни! Я ваще ничо ни знаю!
– Лекарь. Мне нужен лекарь. Отведи меня к нему… Или я сломаю тебе шею.
– Ай! Атведу!
Выкинув вторую руку, Бьернсон ухватился за край чаши, вздернул себя на ноги и, пошатываясь, побрел вперед. Его провожатая, с зажатой в кулаке шеей, волочилась следом в ужасе попискивая и, как могла, указывала направление. Выяснилось, что до дома виху они с Обмылком не дошли совсем немного. Не удосуживая себя стуком и ожиданием, Бьернсон просто выдавил засов и буквально упал внутрь дворика, в глубине которого стоял круглый дом, чья крыша плавно переходила в широкий навес. Дверь заменяла занавеска сплетенная из веревочек, колыхнувшаяся, когда они ввалились внутрь.
– Атцепите иго ат миня!
– девчонка рухнула следом, с ужасом чувствуя как рука конвульсивно сжимается.
– Заткнись…
– Йа привила! Отпусти!
– Как звать?
– Чума...
– Денег хочешь?
– Бьернсон разжал пальцы, - Много…
– Хачу! А што нада?
– потирая шею, девчонка отскочила, опасливо косясь.
– Беги к порту… Там корабль… Под скалой у виллы… На борту написано: «Таеа»… Я — Бьерн… Сын Бьерна… Скажи Капитану где я… Он заплатит...
Посмотрев на фигуру, показавшуюся за откинувшейся занавеской, Бьернсон снова попытался встать, но рука подломилась и он рухнул лицом в траву. Чума, переполненная противоречивыми чувствами, сделала круг по дворику завывая под нос, потом выскочила и помчалась вниз по переулками. Порт был чужой территорией и тамошние, узнав, что она шарилась на их земле, запросто могли прибить. Причал под виллой же вообще был местом запретным. Однако Галиб выразился предельно четко — один серебрянный гало в неделю или отрубит руки и ноги и посадит собирать милостыню.
Пробравшись тайными тропами через припортовые кварталы, Чума подобралась к аллее, которая отделяла виллу от города. Вокруг все заросло жестким густым кустарником, который громко шуршал, так что пришлось ползти под ветками, потом скатится на заднице со склона и по узкой полосе песка огибать скалу.
Из-за камня у воды ей открылся потрясающий вид. Она и раньше любила смотреть на корабли, но впервые видела один из них так близко. Длинный, хищный, он покачивался у пирса из белого камня словно греющийся на солнце змей.