К востоку от Арбата
Шрифт:
Черную розу, эмблему печали,
При встрече последней тебе я принес,
Оба вздыхали мы, оба молчали,
Хотелось мне плакать, но не было слез.
Сев в пустые сани, Лев Соломонович разворачивал лошадь. Но на обратном пути мысленно произносил прощальные слова, всегда одни и те же: «Вы ушли. Что ж. Но мы еще за вас рассчитаемся». С кем надо рассчитаться, кто это будет делать и как, он понятия не имел. Когда возвращался в барак, его уже ждали новые мертвецы. Он клал руку на голое холодное плечо, говорил: «Ну, брат, подожди, я не прощаюсь» — и ложился на нары, рядом с уголовниками, самозабвенно режущимися в карты.
Однажды Лев Соломонович П.
3. Она
Бабушка Анны Р. работала у графа. Родила дочку, которую граф не признал и которую быстро выдали замуж за человека намного ее старше, вспыльчивого и с больными ногами. У внебрачной графской дочери и ее немолодого хромого мужа родились три сына и дочь Анна.
Жили они в деревне Размерки. Костел и староство[12] были в Косове-Полесском. В костел ходили только Анна с матерью (мать в красивой блузке с буфами и пуговичками на манжетах до самого локтя) — у отца болели ноги, а братья были коммунистами. Старший, Антоний, уехал учиться аж в Москву. Среднего, Станислава, разыскивала полиция. Младший, Юзеф, сидел в тюрьме. Мать не выдержала и умерла от разрыва сердца. В доме остались Анна с отцом. Отец мастерил ушаты и лохани, а Анна подавала ему деревянные клепки и железные обручи или пряла и ткала лен. Через год отец нашел себе полюбовницу. Привозил из Косова красивые отрезы на платье и шоколадные конфеты с начинкой и вместе с подарками исчезал на целые дни. Когда Анне было десять лет, пришло письмо от Антония. Он писал, чтобы сестра съездила в староство, выправила себе паспорт и перебралась в Москву. В Размерках ничего хорошего ее не ждет, а в Москве она будет учиться и станет человеком. В следующем письме Антоний прислал билет и подробную инструкцию. Сестре было велено доехать до пограничной станции и сесть на перроне — брат сам ее отыщет. К письму была приложена фотография и лоскуток материи. С фотографии Анне улыбался красивый мужчина, которого она не помнила. Ткань темно-бежевая или, скорее, коричневатая, в елочку. Улыбающийся мужчина был ее брат; в костюме из ткани в елочку он ее отыщет на пограничной станции.
Она ждала несколько часов. На коленях держала узел с пуховой подушкой и льняным полотном, который сама соткала.
Люди на станции удивлялись:
— Одна едешь? В Москву?
— Я там буду учиться, — отвечала Анна, — и стану человеком.
Когда появился мужчина в темно-бежевом в елочку костюме, Анна задала ему несколько контрольных вопросов: как зовут братьев? на какую ногу хромает отец? откуда упала бабушка перед смертью?
— С печи, — ответил мужчина, и только тогда она поверила, что это Антоний.
Брат знал разные иностранные языки, и у него было много книг. Он записал Анну в польскую школу. Вместе им жилось очень хорошо, но брат познакомился с Валей, стал дарить ей чудесные подарки и в конце концов на ней женился.
Анна пошла работать
Когда рельсы закончились, дальше шли пешком по снегу, все время на север. Кто-то углядел на снегу дощечку с надписью. Надпись была выцарапана гвоздем — два слова польскими буквами: «Антоний Р…». Анна Р. вспомнила, что брат, подписываясь, ставил такую же закорючку, спрятала дощечку под ватник и пошла дальше.
Пять лет она рубила, пилила и укладывала дрова в поленницы. На шестой год ее как расконвоированную, без охраны и собак, отправили к геологам, которые искали железо.
4. Спасибо, сердце
Бригадир геологов, Лев Соломонович П., был ростом невелик, но мужчина культурный. Книжек прочитал еще больше, чем Антоний. Грубых слов не употреблял. Декламировал стихи. Пытался учить ее английскому, но языки у нее в голове не укладывались. Как и стихи, тем более что он читал ей одни только трудные. Никогда не называл ее уменьшительным именем. Всегда Анной, как Вронский и Каренин. Ей нравилось, когда он своими словами пересказывал разные романы, но больше всего она любила песни из кинофильмов: Сердце, тебе не хочется покоя, сердце, как хорошо на свете жить, сердце, как хорошо, что ты такое, спасибо сердце, что ты умеешь так любить.
Через год Анна Р. родила дочь. В детский дом девочку не забрали, потому что жена начальника тоже родила, а молока у нее не было. Анне дополнительно выдавали коровье молоко, и ей хватало своего кормить двоих — дочку и ребенка начальника НКВД. От ежедневных посещений дома начальника вышла немалая польза, потому что там были папиросы, которых никто в бригаде давно не видел, и был пес, большой и жирный. В геологической экспедиции у многих были слабые легкие, а от легочных болезней нет лучше лекарства, чем собачий жир. Анна завела пса в лес, его убили, вытопили жир, и людям стало чем лечиться.
Когда Анну вызвали к начальству и сказали: «Собирайтесь», — она испугалась. Подумала, дадут новый срок, за собаку и за папиросы, но оказалось, что поедет она без сопровождения. Ей дали хлеб, а еще бумагу: «Анна Р., приговорена по статье… отбывала наказание в течение девяти лет, направляется в Москву, просим оказывать в дороге содействие, май 1946». Она попрощалась с Львом Соломоновичем П., взяла дочку за руку, и в Ухте они сели в товарняк.
В Москве было жарко. В ватниках и валенках, они вошли в польское посольство. Показали бумагу дежурному. Тот куда-то побежал и вернулся с другим мужчиной.
— Товарищ Анна Р.? — во весь рот заулыбался мужчина. — Наконец-то, товарищ министр уже звонил, спрашивал…
— Кто?
— Станислав Р. …разве он не ваш брат?
— Брат.
— Вот именно, — обрадовался мужчина. — Милости прошу.
Они очутились среди ковров, картин и красивой мебели. Их покормили, дали платья. Они легли спать. Когда Анна проснулась, было светло. Она испугалась: Господи, светло, а она не в лесу. Вскочила. Не смогла найти топор, отломала ножку стула… принялась рубить… Услышала дочкин плач. «Тихо, — закричала, — у меня норма…» Ей запомнились белые халаты, укол, дежурный, который складывал ее «норму» неаккуратной кучкой. «Не так!» — опять закричала. Хотела объяснить, что укладывать нужно в поленницу, но ее потянуло в сон.
Министр общественной безопасности Станислав Р. встречал сестру в варшавском аэропорту Окенче. Она его не узнала. «Жаль, что не прислал лоскуток», — пошутила и сразу начала рассказывать про Антония, но брат ее прервал. Никому об этом не говори. Даже мне. Дома повторил с нажимом: «Запомни на всю жизнь. Ни слова».
Брат поселил ее в вилле под Варшавой. Вилла была шикарная, и она перебралась в домик сторожа. Охотнее всего она рубила дрова, но в дом провели центральное отопление, и рубить стало незачем. Знакомый из Косова-Полесского рассказал, что Юзефа, младшего из ее братьев, русские застрелили в тридцать девятом, потому что он не захотел отдать им свой велосипед. Антония найти не удалось. Льва Соломоновича П. освободить досрочно не удалось. Анна пыталась говорить об этом со Станиславом, но он ее не слушал. Даже про дощечку не удалось рассказать. (Про дощечку с надписью «Антоний Р…», которая потерялась где-то в тайге.)