К востоку от Эдема. Том 2
Шрифт:
Она глядела на сына лучезарными глазами, предвкушая удовольствие от его растерянности и испуга. Но Кейл заговорил легко и свободно:
— Теперь я пойду. Нечего мне тут больше делать. Ли правильно сказал.
— Что Ли правильно сказал?
— Я боялся, что в вас пошел.
— Конечно.
— Нет, я в себя самого пошел. Не обязательно быть таким, как мать.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю и все. Я только сейчас все сообразил. Если и есть во мне злоба, то это не от вас, а от меня самого.
— Наслушался всякой чепухи у своего китайца. Ты чего так на меня смотришь?
—
— Что?! — вскрикнула Кейт. — Вон отсюда! Убирайся!
— Я и сам уйду, — отвечал Кейл, берясь за ручку двери. — Ненависти у меня к вам нет, но я рад, что вы боитесь.
Кейт хотела крикнуть: «Джо!», но вместо этого у нее вырвалось какое-то карканье.
Кейл толкнул дверь, вышел и захлопнул ее за собой. В гостиной болтали Джо и одна из девиц. Оба слышали частые легкие шаги, но едва они успели поднять головы, как мимо них пронеслась какая-то фигура, выскользнула из комнаты, и тут же громко хлопнула наружная дверь. Потом кто-то спрыгнул с крыльца.
— Что за чертовщина? — удивилась девица.
— Бог его знает, — отвечал Джо. — Мне иной раз незнамо что мерещится.
— Мне тоже, — вздохнула она. — Я тебе говорила, что у Клары истерика была?
— Должно быть, тени от иголки испугалась, — сказал Джо. — Чем меньше знаешь, тем лучше — я так считаю.
— Что верно, то верно, — согласилась девица.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Утопая в подушках, Кейт бессильно откинулась на спинку кресла. Ее била нервная дрожь, по телу ползли мурашки, волосы шевелились на голове.
— Успокойся, — негромко твердила она себе. — Возьми себя в руки. Не обращай внимания. Ни о чем не думай. Сопляк паршивый!
Ей вдруг вспомнился один-единственный человек, который вызывал у нее такой же панический страх и жгучую ненависть. Это был Самюэл Гамильтон — седобородый, румяный, своими насмешливыми глазами он словно сдирал с нее кожу и заглядывал в самую глубь ее существа.
Забинтованным указательным пальцем Кейт подцепила тонкую цепочку и вытянула из-за корсажа прикрепленные к ней два ключа от сейфа, золотые часики с булавкой в виде лилии и маленький стальной патрон с кольцом на крышке. Она не спеша отвинтила крышку, расправив юбку, вытряхнула из трубочки желатиновую капсулу, поднесла ее к свету: внутри шесть белых кристалликов морфия — верное, безотказное средство. Потом аккуратно опустила капсулу в патрон, завинтила крышку и опустила цепочку за лиф.
«Вы просто боитесь и поэтому прячетесь», — звенели у нее в голове слова Кейла. Чтобы избавиться от навязчивого звучания, она повторила их вслух. Звон перестал, но перед ее внутренним взором возникла отчетливая картина, и она не гнала ее прочь — ей надо было оживить воспоминания.
Это случилось перед тем, как Кейт велела сделать пристройку. Она получила чек, оставленный ей Карлом. Чек был обменен на крупные казначейские билеты, и билеты стопками лежали в сейфе Монтерейского окружного банка.
Как раз тогда ей начало крючить пальцы от боли. Она могла уехать. Денег у нее было предостаточно — останавливала только
Но совсем Кейт так и не поправилась. Нью-Йорк казался холодным и очень далеким.
Однажды она получила письмо, подписанное: «Этель». Какая еще Этель? Женщин с таким именем — как собак нерезаных. И вообще — что за наглость клянчить деньги! Письмо было написано какими-то каракулями на плохой линованной бумаге.
Немного погодя Этель заявилась собственной персоной, и Кейт едва узнала ее.
Сидевшая за столом Кейт встретила гостью спокойно, холодно и настороженно.
— Давненько тебя не было видно, — сказала она. Этель держала себя, как старый солдат, заглянувший навестить своего сержанта, который когда-то его муштровал.
— Болела я. — Этель расплылась и огрубела. Ее старательно вычищенная одежда выдавала бедность.
— Где ты?.. Где проживаешь-то? — спросила Кейт, нетерпеливо дожидаясь, когда эта старая развалина перейдет к делу.
— В гостинице, в «Южно-Тихоокеанской»… Комнату там сняла.
— Значит, не работаешь больше?
— Так и не сумела устроиться. Зачем ты меня прогнала, Кейт? — Краем матерчатой перчатки Этель промокнула выступившие на глазах крупные слезы. — Плохи у меня дела, ей-ей плохи. Первый раз попалась, когда новый судья к нам заявился. Три месяца дал, хотя за мной ничего такого не числилось, то есть здесь, в городе, не числилось. Вышла я, значит, и с нашим Джо слюбилась. Знать не знала, что подцепила заразу. А от меня наш бывший клиент… симпатичный такой, десятником на путях работает. Ну он, само собой, трепку мне, нос повредил, четыре зуба вышиб. Судья, значит, новый еще на полгода меня упек. А за полгода, сама знаешь, всех растеряешь, клиентов-то. Будто тебя и нет больше. Вот и не сумела я снова бизнес наладить.
Кейт слушала и равнодушно кивала, даже не особенно стараясь показать, что сочувствует. Она догадывалась, что Этель хочет поймать ее на крючок. Вот-вот кинет наживку, сообразила Кейт и сделала ответный ход. Она выдвинула ящик стола, достала денег и протянула Этель.
— Не такая я, чтоб старую подругу в беде бросить, сказала она. — Может, тебе куда-нибудь перебраться, в другом месте попробовать? Глядишь, фортуна и повернется к тебе.
Этель едва удержалась, чтобы не схватить сразу деньги, и развернула бумажки веером, как карты в покере, четыре десятидолларовых билета. Губы у нее задрожали.
— А я-то рассчитывала, что у тебя побольше найдется. Старой подруге четыре десятки всего?
— Что значит «всего»?
— Разве ты не получила мое письмо?
— Какое еще письмо?
— Ax-ax! — проговорила Этель. — Значит, затерялось на почте. До чего ж безалаберные! Ну, ладно… Я-то считала, что повнимательнее ко мне будешь. Плоха я, болею часто. В животе вот тяжесть какая-то последнее время. Она вздохнула и затараторила так, что Кейт поняла: заранее все наизусть выучила. — Ты же знаешь, что я вроде как ясновидящая. Могу заранее сказать, что и как исполнится. Видения у меня. Как примерещится, так потом и сбудется. Один сказал мне, что сеансы надо устраивать, бизнес делать. Ты, говорит, медюм прирожденный. Ты же знаешь.