Кабанье урочище
Шрифт:
На второй тур Павел вместо одного спиннинга приготовил два разных по длине телескопических удилища, оснащенных под ловлю на летнюю мормышку с боковым кивком, и аккуратно упаковал снасти с твердый объемистый тубус. Обычно во время береговых соревнований он не таскал с собой тубус. Как правило, такая ловля подразумевала активное перемещение, и если к спиннингу в руке и рюкзаком за плечами добавлялся еще и тубус или просто еще одно удилище, это, мягко говоря, мешало.
Но «Кубок мастеров» подразумевал ловлю хищной рыбы не только на спиннинг, а еще и на любые другие снасти с
Посовещавшись с Тридой, которая сегодня была его егерем-опекуном, и, изучив карту, он наметил парочку мест, где можно было ловить именно на мормышку. К одному из них после сигнала «Старт!» прямиком и направился. А за ним – по пятам поспешил и Магз – в сопровождении Прохора.
В скорости передвижения соревноваться с длинноногим Магзом, тем более на большие дистанции, Павел даже не думал – бесполезно. Но перспективное место, которое, возможно, приглянулось и приятелю-конкуренту, тем не менее, хотелось занять раньше него. Похоже было, что сам Магз с выбором изначального места ловли не определился и решил ориентироваться на искушенного в таком деле Павла. Вполне логичное решение. Но, как неоднократно повторял Лёва Голевич, – на нашего Змея, где сядешь там и слезешь.
Как-то особо хитрить Павел не собирался, просто, когда до первого выбранного места оставалось метров пятьдесят, открыл тубус, вытащил из него самую короткую удочку, тубус передал Триде и, подмигнув ей, со всей возможной для себя скоростью устремился вперед. Трида, подхватившись, побежала за своим подопечным, а вслед за ними – и Магз с Прохором.
Согласно правилам береговых соревнований соперники во время ловли не имели права приближаться друг к другу ближе чем на пятьдесят метров. Омуток, образовавшийся после слива из плотины, на берег которого буквально на несколько секунд раньше Магза прибежал Павел, был невелик в диаметре, всего-то метров двадцать, значит, и ловить здесь имел право только один из соревнующихся. Поэтому Магзу осталось лишь чертыхнуться и поспешить дальше на поиск другого привлекательного места. Павел же, переведя дух, разложил пятиметровое удилище, проверил работоспособность сторожка, и остроту крючка на мормышке, насадил на крючок крохотный кусочек поролона, окрашенный в ярко-красный цвет, и забросил приманку подальше от берега.
Эта снасть была довольно примитивной, чем Павлу и нравилась – не надо что-то усложнять. Зато рыбы на такую удочку с боковым кивком и простой мормышкой можно было наловить вдоволь, тем более что животная насадка в данном случае запрещалась.
Чутье не подвело Павла – рыбешка, пусть и некрупная начала клевать сразу. Правда вперемешку с хищными окунем и подъязком попадались мелкие плотва и елец, которые, согласно правилам соревнований, в зачет не принимались. Но после того как рыболов заменил на мормышке красный кусочек поролона на темно-коричневый, «мирная» рыба перестала обращать на приманку внимание, и Трида только успевала взвешивать трофеи и, отметив результаты в блокнотике, отпускать их обратно в родную стихию.
– Павел Евгеньевич, а можно у вас поинтересоваться? – неожиданно
– По какому поводу поинтересоваться?
– По поводу вашего творчества. Дело в том, что я, наверное, все ваши произведения, опубликованные в журналах и газетах, читала. Во всяком случае, надеюсь, что все. У меня вопросы есть…
– Отвечу на любой, – Павел снял с крючка очередного окуня и передал девушке для взвешивания. – Но при условии, что вы забудете этот официально-деловой тон, и мы перейдем на «ты». Согласна?
– Конечно, – кажется, Павел впервые за все время знакомства увидел, как девушка улыбнулась.
– Ну, и какие вопросы?
– Для начала, – откуда вы, то есть, ты берешь идеи? И почему всякий раз в твоих рассказах происходят какие-то ужасы, мистика, смерти, какие-то невероятные, жестокие убийства?
– Мне этот вопрос чаще всего задают, – усмехнулся Павел. – Если честно – не знаю я, откуда все это в моей дурной алкоголической голове берется. Иногда ночью может сюжет присниться, иногда тупо сижу за компом пьяный, и вдруг что-то внутри родилось. Иногда хватает даже одного слова, чтобы потом из него целый рассказ получился. И не обязательно сразу, а может и через год написаться, и через три, а может и не написаться вовсе. Главное – вовремя это самое записать карандашом в свой блокнотик. Бывает, сижу, перелистываю блокнот, натыкаюсь на это слово, и не могу понять, к чему оно, зачем? Потом вдруг приходит что-то типа озарения и рождается вещица.
А по поводу ужасов – вообще-то тоже не знаю, чего я в эту кингятину уперся. С другой стороны, про любовь-морковь, что ли писать? Так это без особых усердий можно километрами ваять. Но здесь я лучше всяким-разным библиотекарям место уступлю.
– Почему библиотекарям? – не поняла Трида.
– Это я так называю сопливых писаришек, которые жизни не видели, зато шибко графоманить горазды. Женщины-писательницы – еще ладно, я, правда, на их творчество, давно перестал обращать внимание – не мое. А вот когда мужики, которые даже в армии не служили, берутся за перо и начинают писать про войны, про бандюков и про всякие разборки со стрельбой, меня от этого тупо воротит…
– Павел, а вот если без обиды, у тебя, ведь тоже тексты не идеальны?
– Согласен. Есть изъяны. Но мне вот что узнать хочется. Лично тебе мои нетленки читать было интересно?
– Очень.
– Ты их запомнила? Пересказать хоть один рассказ смогла бы?
– Конечно.
– Во-о-от! – Протянул Павел. – Значит, не зря я этой фигней писательской занимаюсь.
– Конечно, не зря. Только все-таки поменьше ужасов и крови хочется. Их и без того в нашей жизни предостаточно.
– Между прочим, пор любовь у меня тоже рассказ есть – единственный, который, кстати, до сих пор не опубликован.
– Очень интересно! – Трида приняла у него из рук очередного двухсотграммового подъязка. – Расскажешь?
– Да там все просто. Правда, название у рассказа замысловатое – «Вложения в мысли с невероятными последствиями».
– Замечательное название! Если можно – хотя бы двух словах сюжет расскажи.
Павел помнил тот рассказ слово в слово:
«Конечно же, это была она! Стояла в саду, держась за штакетины забора, и смотрела на меня, проносящегося по шоссе мимо на велосипеде.