Кабинет фей
Шрифт:
Но он ошибся: судьи пожелали упрочить свою репутацию, погубив бедного рыцаря; они самым суровым образом ополчились на Фортуната, не соизволив даже выслушать его. Наконец рыцаря приговорили к казни тремя ударами кинжала в сердце, ибо именно оно — сердце — и было всему виною.
Король устрашился так, точно на смерть осудили его самого. Судей, вынесших такой вердикт, он тотчас сослал далеко-далеко, однако уже не мог спасти дорогого Фортуната, а королева ликовала в предвкушении мук, что предстояли рыцарю, и ее кровожадные взгляды так и требовали расправы. Король не оставлял попыток образумить ее, но этим лишь больше разжигал в ней злобу. Наконец настал день страшной казни. Рыцаря вывели из темницы, где он до того пребывал в полном одиночестве. Он не ведал даже, в каком злодеянии его обвиняют, и думал, что его карают за то, что он опять
Флорида, безутешная от того, что собирались сделать с ее любимым, решилась прибегнуть к последнему средству — отравить королеву, а потом отравиться самой, если Фортунату суждено умереть смертью столь жестокой. Едва узнав о приговоре, она пришла в отчаяние и теперь думала лишь об осуществлении своего замысла. Однако добытый ею яд действовал медленнее, чем ей хотелось бы. Поэтому даже после того, как она дала его королеве, та, не чувствуя еще его смертоносного действия, приказала привести прекрасного рыцаря на главную дворцовую площадь, чтобы своими глазами увидеть исполнение приговора. Жестокие палачи вытащили Фортуната из темницы и повели его, словно кроткого ягненка на заклание.
Тут, едва подняв взгляд, он сразу увидел королеву на колеснице — она так и норовила подъехать поближе, чтобы на нее брызнули капли крови осужденного. Король же заперся в своих покоях, чтобы никто не мешал ему оплакать судьбу дорогого рыцаря.
Меж тем на привязанном к столбу Фортунате разорвали камзол, чтобы проткнуть ему сердце. Каково же было изумление всех собравшихся на зрелище казни, когда их взору открылась белоснежная грудь прекрасной Белль-Белль. Все признали, что то была дева и, стало быть, несправедливо обвиненная. Королева же, у которой от потрясения и смущения яд начал стремительно действовать, рухнула наземь и забилась в конвульсиях, прерывавшихся словами жгучего раскаяния. Тем временем люди из толпы, искренне любившие Фортуната, помогли ему освободиться от пут. Кто-то побежал сообщить невероятные вести королю, в одиночестве предававшемуся глубочайшей печали. Когда же тот узнал о случившемся, тоска в его сердце уступила место великой радости. Он поспешил на площадь, где с восхищением воззрился на преображенного Фортуната.
Последние вздохи королевы охладили было его восторг, однако, вспомнив ее жестокость и злобу, он не стал о ней жалеть. Король решил жениться на Белль-Белль, чтобы короной отблагодарить ее за все, что она для него сделала, и не замедлил сказать ей об этом. Легко представить счастье Белль-Белль, — и радовалась она больше всего не тому, что станет королевой, а возможности быть рядом со столь достойным королем, к которому она всегда питала бесконечно нежные чувства.
Назначили день свадьбы, и Белль-Белль, облаченная в женское платье, была еще прекраснее, чем в одежде рыцаря. Она расспросила своего коня о том, какие ее ждут еще приключения, и Камарад пообещал ей лишь приятные. За верную службу она приказала построить ему отдельную конюшню и отделать ее черным деревом и слоновой костью, а спал он теперь на атласных подушках. Слуги, выручившие ее из беды, получили богатое вознаграждение.
Однако верный Камарад исчез. Узнавшую об этом Белль-Белль охватила глубокая печаль, и она приказала во что бы то ни стало найти его. Три дня продолжались безрезультатные поиски. На четвертый Белль-Белль так встревожилась, что, встав ни свет ни заря, спустилась в сад и прошла рощей к широкому лугу, беспрестанно восклицая:
— Камарад, добрый мой Камарад, что стало с тобою? Неужто ты меня покинул? Что буду делать я без твоих мудрых советов? Вернись, прошу тебя!
Тут вдруг она увидела еще одно солнце, всходившее на западе, и остановилась, чтобы полюбоваться на это чудо. Но каково же было ее изумление, когда она поняла, что светило приближается к ней и что то было не солнце, а ее конь в сбруе, сплошь усыпанной драгоценными камнями, а за ним следовала колесница из жемчугов и топазов, влекомая двумя дюжинами баранов: руно их сияло, ибо было оно золотым, на упряжи из темно-красного атласа блестели изумруды, а рога были рубиновыми. В колеснице же Белль-Белль увидела свою фею-покровительницу, а рядом с ней отца и сестер, которые что-то ей кричали и хлопали в ладоши, поздравляя со свадьбой. От радости Белль-Белль лишилась дара речи и только и могла что сама сесть к ним в колесницу, и сей роскошный экипаж въехал во дворец,
ТОМ ТРЕТИЙ
Новый дворянин от мещанства
Продолжение
— Что с вами? — спросил он. — Вы, кажется, весьма тронуты.
— Ах! Как и любой бы на моем месте! — воскликнул наш чудак. — А вот у вас, видно, сердце тверже камня, коли не чувствуете вы, сколько здесь печали.
— Если бы Белль-Белль погибла, — ответил приор, — мне действительно было бы жаль ее, а вы скорбите невпопад; уж лучше бы разделили ее радость по случаю свадьбы с королем.
— Возрадуемся же, — предложил Ла Дандинардьер, вытирая глаза, — ибо у меня есть для этого повод — ведь вы преподносите мне великодушный дар, отдавая эту восхитительную сказку. Я перед вами в долгу и могу расплатиться лишь жизнью.
— О! Ну, это уж слишком, — возразил приор, — за свою услугу я прошу лишь одного — удовольствия любоваться блеском вашей славы среди прочих сказочников. Так солнце светит ясным днем. Я сейчас же сообщу очаровательным Виржинии и Мартониде, что вы превзошли их в сем литературном жанре и будете иметь честь сами убедить их в этом, если они соблаговолят явиться к вам в комнату.
— Я от вас в восторге, — ответил наш мещанин, крепко стиснув приора в объятиях, — уверен, это произведение меня обессмертит. Не могу не беспокоиться о том, сколь огорчены будут прекрасные девы, когда поймут, что я во сто крат талантливее их.
— Им нужно запастись терпением, — добавил приор, — но прощайте, от долгого чтения у меня разыгрался аппетит.
— Я тоже утомился, долго слушая, — подхватил Ла Дандинардьер, — придется дать немного отдыха моей бедной голове.
Приор вышел и, зайдя к дочерям барона, сообщил им, что Ла Дандинардьер сочинил шедевр и приглашает их его послушать.
— И правда, — отметила Мартонида, — у него такое умное лицо. Стоит лишь его увидеть, как тут же понимаешь, что он может все.
— Сие есть особое счастье, — добавила Виржиния, — что такой человек, всю жизнь пребывавший в огне и кровавых сражениях, сыгравший столь важную роль в великих войнах Европы, при этом сохранил чувствительность, присущую литераторам, не покидающим своих рабочих кабинетов.