Кабинет фей
Шрифт:
— Вы обижены, — сказал он ей, — другому удалось очаровать вас. Но клянусь богами, если я узнаю, кто он, уж я его не пощажу.
— Я ни для кого не прошу у вас милости, господин, — ответила она, — когда-нибудь вы узнаете, сколь далеки мои чувства от тех, кои вы мне приписываете.
Тут в сердце принца затеплилась было надежда, но она тотчас погасла, когда красавица пастушка принялась уверять его, что никогда не сможет полюбить. Эти слова причинили ему невероятную боль, и он едва сдержался, чтоб не обнаружить ее перед нею.
Следствием его терзаний, или, быть может, страсти, которую лишь распаляли стоявшие на его пути препятствия, стал недуг принца. Да такой
— Не знаете ли вы лекарства, — спросил у нее Миртэн, — от жара и от сильных болей, головных и сердечных?
— Мне знакомо одно средство, — ответила она, — цветущая целебная трава. Все дело в том, как ее применить.
— Не соизволите ли вы явиться для этого во дворец?
— Нет, — сказала она, краснея, — я слишком боюсь неудачи.
— Неужто вы пренебрежете возможностью спасти принца! — воскликнул Миртэн. — Ах, а ведь я знал, что вы жестоки, но вот уж не думал, что настолько.
Констанции понравилось, что Миртэн осыпал ее упреками; обрадовалась она и тому, как молил он прийти навестить принца, ибо для того-то она и придумала, что знает подходящее лекарство, хотя это было совсем не так.
Миртэн же, вернувшись к принцу, рассказал ему, с каким жаром пастушка пожелала его выздоровления.
— Ты пытаешься подбодрить меня, — молвил Констанцио, — я прощаю тебя за это, ведь мне и самому хочется верить, что эта девушка питает ко мне симпатию. Ступай к королеве и скажи ей, что одна из ее пастушек обладает чудодейственным умением и сможет меня исцелить. Получи позволение привести ее. Беги, лети, Миртэн, ибо даже минута сейчас кажется мне вечностью.
Королева еще не видела пастушку и, когда Миртэн заговорил о ней, заявила, что не верит маленьким невеждам, которые хвастают своими знаниями, — все это, дескать, чистой воды безумие.
— Ваша правда, госпожа, — согласился Миртэн, — однако случается и такое, что травы исцеляют там, где бессильны все книги Эскулапа [332] . Принц так плох, что желает испробовать средство, о котором известно этой девушке.
— Пусть будет так, — молвила королева, — но, если она его не вылечит, я обойдусь с ней столь сурово, что она не дерзнет больше лгать.
Миртэн возвратился к своему господину и сообщил, что королева в дурном расположении духа, и он боится за Констанцию.
332
…все книги Эскулапа. — Эскулап — латинская форма имени Асклепий. В древнегреческой и древнеримской мифологии — бог-врачеватель, сын Аполлона. За воскрешение из мертвых одного из смертных (по некоторым источникам — Ипполита, сына Тесея) был убит молнией Зевса.
— Пусть лучше даст мне умереть! — вскричал принц. — Поди назад и скажи матери, что я прошу оставить эту милую девушку подле ее баранов. Какова плата за ее старания! Боль моя становится нестерпимой при мысли об этом!
Миртэн вновь поспешил к королеве, чтобы от имени принца просить ее не посылать за Констанцией. Однако ту, особу весьма вспыльчивую, такая непоследовательность лишь рассердила.
— Я уже отправила за ней, — сообщила она, — пусть вылечит моего сына, если сможет — и тогда я награжу ее, но уж если нет — сделаю с ней все что захочу. Вы же возвращайтесь
Послушный Миртэн, вернувшись, не сказал господину о гневе его матери, побоявшись, что принц умрет от беспокойства о своей пастушке.
Королевские пастбища лежали недалеко от города, и принцесса быстро пришла ко дворцу — ведь она словно бы летела туда на крыльях любви. Когда Констанция явилась, королеве тотчас доложили; однако она не удостоила ее встречи, лишь передав, что, коли не удастся пастушке исцелить принца, ее зашьют в мешок и бросят в реку. Услышав такую угрозу, принцесса побледнела, кровь застыла у нее в жилах.
«Увы! — подумала она. — Поделом мне будет за ложь — ведь никакого средства я не знаю. Слишком безрассудным было мое желание увидеть Констанцио, чтобы рассчитывать на помощь богов».
Она покорно опустила голову, и слезы покатились по ее щекам.
Все, кто видел это, взирали на нее с восхищением; она показалась им неземным созданием.
— Чего боитесь вы, прекрасная пастушка? — спрашивали они. — Один взор ваш способен даровать жизнь и отнять ее, и вы можете спасти принца, лишь посмотрев на него. Ступайте же в его покои, осушите слезы и без страха примените ваши целебные травы.
С ней говорили так любезно, а увидеть принца так хотелось, что она, почувствовав себя уверенней, попросила провести ее в сад, чтобы самой собрать все необходимое. Она сорвала мирт, клевер, другие травы и цветы, одни были посвящены Купидону, другие — его матери; потом, взяв перья голубки, пролила на них несколько капель крови голубя, воззвав к покровительству всех божественных сил и фей [333] ; затем, дрожа сильнее, чем горлица при виде коршуна, объявила, что готова идти к принцу. Он лежал в постели, бледный, с тоской в глазах, но едва заметил Констанцию, как щеки его окрасил слабый румянец, что несказанно обрадовало принцессу.
333
Она сорвала мирт, клевер, другие травы и цветы, одни были посвящены Купидону, другие — его матери; потом, взяв перья голубки, пролила на них несколько капель крови голубя, воззвав к покровительству всех божественных сил и фей… — Мирт. — См. примеч. 4 к «Синей птице». Героиня готовит для своего возлюбленного лекарство, но символика ингредиентов, посвященных божествам любви, заставляет вспомнить о любовных зельях или о любовном напитке, выпитом Тристаном и Изольдой.
— Господин, — сказала она ему, — вот уже несколько дней, как я молюсь о вашем выздоровлении. Сгоряча обмолвилась я одному из ваших пастухов, что мне известно целебное средство, которое могло бы облегчить ваши страдания. Однако королева пригрозила, что, если небеса покинут меня в моем начинании, она прикажет казнить меня, утопить, коли вы не поправитесь. Судите же сами, господин, каково мне приходится, а все ж не сомневайтесь, что ваше спасение волнует меня сильнее, чем мое собственное.
— Не бойтесь ничего, милая пастушка, — ответил ей принц, — молитвами вашими жизнь вернется ко мне и будет стократно дороже, чтобы ни дня более не проходило без пользы. Но, увы! Суждены ли мне дни счастливые? Ведь я помню, как вы пели о Констанцио; роковые слова той песни вместе с вашей холодностью и повергли меня в то плачевное состояние, в каком вы меня видите. Однако, прекрасная пастушка, велите мне жить — и я буду жить лишь для вас.