Кабирский цикл (сборник)
Шрифт:
Я напрягся.
— Вчера я говорил с Эмрахом ит-Башшаром из Харзы, — продолжил Дауд, глядя мимо меня. — У него погиб друг. Та сабля, что у Эмраха вместо пояса — память о покойном. Следы привели ит-Башшара в Кабир. И он, как и мы с тобой, пытается понять, что происходит. Только горяч не в меру, как и все харзийцы. Все нахрапом норовит… Говорил — хочет найти этих… людей. Если их можно так назвать.
Так вот в чем дело! А я-то думал… Мне на мгновение стало стыдно.
— Людей калечат и убивают, — так же жестко говорил эмир дальше. —
— Но это ведь невозможно! — растерянно выдавил я.
— Наши предки были способны на это, если верить легендам. Значит, это возможно. И Эмрах ит-Башшар хочет стать первым…
Дауд Абу-Салим надолго замолчал, и я не решался прервать его молчание. Я и так понимал, кем хочет стать отчаянный Эмрах и зачем ему это нужно. Ах, как я его понимал!..
— Я хочу, чтобы ты стал вторым, — наконец произнес эмир. — Хочу — и не могу приказать тебе. Но иначе при столкновении с Другими ты будешь… обречен.
— Я?! А почему — я?..
— Не перебивай меня! И выслушай до конца. Я допускаю, что Эмрах, побуждаемый местью за друга, действительно научится… — эмир все не мог произнести нужное слово. — И я даже допускаю, что он сумеет найти корень преступлений. Но я хочу, чтобы в этот момент рядом с ит-Башшаром был человек, способный не только на… опрометчивые поступки, но и на понимание. Иначе мы будем гасить огонь огнем. Тем более что у Эмраха наверняка найдутся последователи. Месть — болезнь заразная, вроде чумы…
— Да, заразная, — тихо согласился я. — Хуже чумы.
— Рано или поздно ты сам пришел бы к этому, — кивнул эмир. — Я лишь чуть-чуть подтолкнул тебя. Просто ты — один из немногих, способных устоять на грани. И… ты уже изменился. Разве ты не замечаешь?
— Замечаю, — хрипло проговорил я, не узнав собственного голоса, и откинул правый рукав халата, обнажая обрубок. — Но еще я замечаю и вот это… Не гожусь я теперь в герои. Один, без руки…
— Ты будешь не один. Поисками будут заниматься и другие, помимо Эмраха из Харзы и тебя. А высочайший фирман, обеспечивающий тебе содействие по всему эмирату — и кое-где вне его — я уже заготовил. Теперь что касается твоей руки…
Эмир как-то странно посмотрел на меня.
— Есть человек, которой берется помочь тебе, — закончил он.
Я почувствовал у себя за спиной какое-то движение и быстро обернулся.
Передо мной стоял шут.
Друдл Муздрый.
Плотный коренастый человечек, похожий на пустынного тушканчика, если можно представить себе тушканчика с непоседливостью хорька, нахальством портовой крысы и многими другими сомнительными для тушканчика достоинствами. Восьмиугольная фирузская тюбетейка чудом держалась на его бритом лоснящемся затылке, а многочисленные
Крохотные глазки шута сверкали двумя черными маслинами, а между ними алела слива вздернутого носа; при этом луна его лица завершалась черной козлиной бородкой, немытой и нечесаной со дня сотворения мира.
Или еще раньше.
Таким стоял передо мной их шутейшество Друдл Муздрый, посмешище всего Кабира.
Со своим дурацким тупым кинжалом за поясом. И вдобавок с детским маленьким ятаганом, который таскал в последнее время.
— Поговори с Высшим Чэном, Друдл, — спокойно заявил эмир. — А я не буду вам мешать.
Дауд Абу-Салим неожиданно легко поднялся на ноги и беззвучно растворился в тенях.
Я выжидательно поглядел на шута. Друдл не обратил на мой взгляд ни малейшего внимания и поспешил плюхнуться на ту самую подушку, с которой только что поднялся эмир.
В руках у шута неизвестно откуда оказалось блюдо с ореховой пахлавой, и он мгновенно набил сладостями свой рот, растянувшийся до ушей.
По-моему, столько пахлавы не влезло бы и в седельный хурджин.
— Ты дурак, — Друдл для верности ткнул в меня толстым и липким пальцем. — Спорить будешь?
Я сперва поперхнулся, словно это в мой рот набили гору сластей, потом представил себя спорящим с Друдлом на предложенную тему и сам не заметил, как отрицательно замотал головой — отрицая непонятно что.
— Значит, договорились, — удовлетворенно подытожил шут. — Ты дурак. И я дурак. Давай поговорим, как дурак с дураком. Руку новую хочешь?
— Зло шутишь, Друдл, — вполголоса ответил я, чувствуя, как во мне закипает гнев.
— Это отвечает умный Чэн Анкор, — блюдо с пахлавой пустело прямо на глазах. — А что ответил бы дурак? Давай попробуем еще раз… Руку новую хочешь? Ну?!
— Хочу!
Я даже не успел сообразить, что отвечаю. И впрямь глупею…
Друдл швырнул пустым блюдом в стену и радостно заскакал на подушке, сплющившейся под его увесистым задом.
— Получилось, получилось! — заорал он на все покои, и я испугался, что сейчас сюда сбегутся слуги — спасать эмира от ночных демонов.
Я огляделся — на всякий случай — и пропустил тот момент, когда у Друдла объявилось новое блюдо.
С виноградом. С розовым гератским виноградом.
— Так, продолжим, — шут задумчиво пожевал одну ягодку, плюнул косточками в медную курильницу, не попал и досадливо скривился. — Переходим ко второй части наших дурацких размышлений! А меч ты новый хочешь? Красивый…
— Нет, — твердо отрезал я. — Не хочу.
— Почему? — осведомился шут, лихо объедая кисть винограда. — Была одна железка, будет другая…
Я мрачно усмехнулся.
— Меч — не железка, Друдл. Меч — традиция рода. Меч — продолжение меня самого. Дурак ты все-таки…