Каблуков
Шрифт:
Наконец, после очередного вшестером ужина у костра ситуация взрывается: когда Максим встает, чтобы идти в палатку, Лиза не двигается с места. "Ты что, придешь позднее?" "Нет". "А где же собираешься ночевать?" "Где-нибудь". Максим быстро уходит в темноту, оставшаяся компания некоторое время сидит в тишине. Первым ее нарушает Молотков: "Давай догоняй, пока есть время". "Уже нет". "Это тебе еврей голову заморочил". "Не он мне, а я ему". "Вот что, вступает Вайнтрауб, - я быстренько вещички соберу, а ты, - обращается, перейдя на немецкий, к Штольцу, - подбрось меня до Вентспилса". В это время мимо них с ревом, на предельной, какую позволяет дорога, скорости проезжает машина Максима. Секундная растерянность, озабоченность, сосредоточенность.
"Тогда и девку с собой забирай", - говорит Молотков. "А что мне с ней делать?
– отвечает Вайнтрауб и поворачивается к Лизе.
– Что мне с вами делать? Я ближайшим автобусом в Ригу и первым же рейсом в Тель-Авив. Долга у меня перед вами нет, а вы мне обуза. Точно так
– Нечего вам на ночь глядя ехать, утром уедете. По-немецки Штольцу: - Отвезешь ее утром?" "Ни ее утром, - отвечает Штольц, ни тебя сейчас. Не впутывайте меня. Это ваши дела, я здесь иностранный гражданин, и мне проблемы не нужны". "Мне кажется, - вступает Айвар, спешка сейчас ни к чему. Выспимся, утром на свежую голову все само решится". "В таком случае я уйду пешком", - это Вайнтрауб. "Куда?" - Молотков. "Если так, то и я с вами, - твердо заявляет Лиза.
– Если Максим все-таки вернется, он меня убьет. Ну не убьет, покалечит". "Это если мы ему позволим, - говорит Молотков с гонором.
– Вайнтрауб, но с чего ты-то так затрясся? Нам все уши прожужжали, какая у вас армия победоносная, а тут пацан с пацанкой из-за тебя поссорились, и сразу дёру?" "Потому что победы хочется избегать, в общем, так же, как поражения. Крови примерно столько же. Кто побеждал, знает". "Чересчур мудрено. Еврейская философия... Команда: по койкам. Ждем утра".
Все, кроме Лизы, начинают расходиться. Около нее останавливается Айвар: "Хотите ночные облака над Псковом посмотреть? На осциллографе". "Может быть. Дайте посидеть подумать". Он уходит. Появляется Вайнтрауб. Лиза: "Вина моя, от начала и до конца. Ну что теперь делать?" "По всем видимым признакам - так. А по сути - ничуть. Идет жизнь, нормальная, вдруг через нее проходит еврей, и вокруг него заваривается каша. Так устроено. Приезжает пара красавцев, благополучных, молодых, спортивных. А тут четыре шлимазла, старых, тронутых умишком. Ничего не может произойти, никакого контакта, кроме в лучшем случае здрасьте-до свиданья. Но один из них еврей, а где еврей, там "цорес". Он их притягивает. Знаете, что такое "цорес"? Это нехватка денег, а если у какого-нибудь Ротшильда избыток, то это тоже цорес. Это египетский фараон, и телец из золота, и три с половиной года без дождя, и царь Шломо со своим гаремом, и Ешуа из Назарета - Ешуа больше всего. Цорес - крестовые походы, и 2 августа 1492 года в Испании, и Богдан Хмельницкий, и выстрел "Авроры", и живописец Шикельгрубер. И пара спортивных красавцев, выбравших пустынное местечко позагорать безо всего. Вы приезжаете - а там Вайнтрауб. Один раз он ускользнул от "Мерседеса" с газом "циклон Б", так вот ему другой "Мерседес". Такой на его счет был замыслен высший проект. А интрига - с поездкой в Саласпилс, брошенной военной базой и девушкой Лизой - подогнана для правдоподобия". "Пусть так, но мы же не куклы. В этой интриге моя роль может быть - только говорить с вами...
– Она встает и подходит к Вайнтраубу.
– ... а может быть и обнимать вас". Кладет руки ему на шею, наклоняется, но не целует.
Слышны шаги, из темноты возникает Айвар, он взволнован: "Я только что видел на экране падение мертвого ангела". Лиза: "Как это выглядело?" "Именно так. Ангел, увеличиваясь на глазах, падал с неба, как подстреленная птица". Вайнтрауб: "До утра нам всем надо выспаться". Лиза уходит в сторону палатки, четверо мужчин еще долго, как тени, передвигаются по пустым помещениям, улаживая какие-то мелкие дела. Из угла, где Молотков, раздается стук падающих кусков стены, потом звяканье металла. Возвращается Лиза со спальным мешком, кладет его рядом с мешком Вайнтрауба: "Чтобы пошептаться, если захочется". Наконец все укладываются.
Издалека раздается шум автомобиля, приближается. Когда ясно, что въезжают в ворота, все встают, подходят к окнам. Две машины останавливаются у дома, из них выходит десяток крепких парней, среди них Максим. Они вооружены и не скрывают оружия. Один, с автоматом, говорит: "Отдайте нам еврея, и мы уедем". "А не бабу?" - спрашивает Молотков с издевкой. "Еврея". Молотков светит фонариком в угол, там лежит несколько автоматов и гранат; тихо своим: "Разбирайте". Все занимают позиции у окон. Пауза, потом одиночный выстрел с улицы. В ответ сдвоенный из дому, это Молотков, поставивший свой автомат на прерыватель очереди. Приехавшие распределяются вокруг дома, обкладывая его с разных сторон. "Отдайте нам еврея!" - снова звучит с улицы. Через некоторое время: "Отдайте нам еврея!" И еще раз, и еще, с отмеренной регулярностью. После очередного повторения к произносящему присоединяется второй голос, потом третий и так далее. Скандирование отчасти уже забавляет парней, начинает сопровождаться смехом. "Зачем он вам?" спрашивает тот, кто начал. "А вам?" - отвечает из дому Айвар. "Точно еще не знаем". В его голосе можно уловить легкий латышский акцент. "Я видел мертвого ангела, - говорит Айвар по-латышски.
– Уходите отсюда". "Выдай нам еврея, сумасшедший латыш, - отзывается голос.
– И убирайся, мы тебя не тронем". "Немец, - выкрикивает другой по-немецки, - ты-то что изображаешь? Выведи его к нам, сделай место чистым от евреев". "Judenfrei", - повторяет хор весело. "Майор!
– кричит еще один.
– Он же еврей! Неужели
– Дурак Никита, что из Сибири вас вернул. У меня вы бы все в Биробиджане гнили". "Вы есть наци, - громко и назидательно произносит Штольц по-русски, - я есть денацификация". Смех и снаружи дома, и изнутри.
Постепенно положение словно бы приобретает устойчивость. Требование выдать Вайнтрауба звучит реже и ленивее. И это понемногу меняет атмосферу среди осажденных. Выжидательная политика нервирует и выглядит все более бесперспективной. Айвар первый заговаривает о том, что лучший выход - это попробовать Вайнтраубу тайком выйти наружу и скрыться. Тогда оставшиеся могут сказать, что не заметили, как это случилось, причина противостояния исчезнет, и те уедут ни с чем. Штольц подхватывает, что можно по лестнице выйти на крышу, пройти по ней до другого края дома и, спустившись по дальней лестнице, оказаться на свободе. Молотков возражает: люки, ведущие на крышу, на замке, и, хотя у него есть ключи, открыть люк на другом конце здания не удастся, так как отпереть его можно только изнутри. Да и вообще, с какой стати сдаваться всяким бандюкам и дерьму?
Однако чем дольше держится ситуация, тем настойчивее становятся предложения, призывы, чуть ли не требования к Вайнтраубу решиться на уход. Настойчивее и, увы, неприязненнее. От упреков в том, что это он поставил их в столь затруднительное и опасное положение, они переходят к обличениям его характера, натуры, личности, и все это заключается вариациями на тему "А чего от них ждать?". Наконец открывает рот Вайнтрауб - с невеселым юмором он произносит что-то на иврите. "Молишься?" - спрашивает Молотков. "Нет, это Иона-пророк говорит: "Возьмите меня и бросьте меня в море - и море утихнет для вас, ибо я знаю, что ради меня постигла вас эта великая буря". "Он еще издевается!" - возмущенно реагирует Айвар и замахивается на него. Вайнтрауб опережает его и отбрасывает к стене. Штольц становится между ними. После некоторой общей заминки, невнятных утешений и самооправданий Молотков сообщает, что знает подземный лаз, выводящий в лес метрах в ста от дома. "Идеально", - отзывается Вайнтрауб тем же двусмысленным тоном. "Автомат дать тебе?
– спрашивает его Молотков.
– Есть наган". "Да вы что, - продолжает шутить тот в выбранном ключе, - так ведь можно и застрелить. Как в анекдоте: что вы палите? Тут же люди! А вот дайте-ка мне пару гранат, ладно?" Лиза, видя, к чему привел ее поступок, до сих пор не вмешивается, но, когда двое мужчин направляются к дверям, заявляет, что уйдет с Вайнтраубом, в противном же случае просто выпрыгнет из окна под пули. "Да, - говорит Штольц, - с ней мороки будет еще больше. Лучше отпустить". Айвар пытается возразить, что берет всю мороку и ответственность на себя, но звучит неубедительно. Молотков, Вайнтрауб и Лиза выходят из помещения.
Вайнтрауб и Лиза почти ползком выбираются из замаскированного упавшими ветками, а сверху листвой отверстия. Осторожно ступая, углубляются в лес, вскоре достигают шоссе, но не выходят на него. Все еще темно, однако по просвету неба над ним можно ориентироваться, и они идут вдоль него по опушке. Темнота начинает бледнеть, сзади доносится шум моторов, они быстро уходят в темноту леса. Мимо с зажженными фарами медленно проезжают два автомобиля, через некоторое время возвращаются, проезжают в обратном направлении. Вайнтрауб предлагает, схоронившись, дожидаться дня. Находят ложбинку, натаскивают покрытых густой листвой веток, мягкого мха, Вайнтрауб расстилает сверху захваченный с собой плащ, они ложатся и, подрагивая от утреннего холода, прижимаются друг к другу.
Сквозь нервную дремоту Вайнтрауб слышит шум далекого мотора со стороны, противоположной оставленной ими базе. Мгновенно поднимает Лизу: "Автобус или трейлер. Быстро на дорогу". Уже с опушки они видят фары, слабо посверкивающие в не разгоревшемся еще свете утра, и кубик движущегося автобуса. "Выйдешь одна. Если остановится, расскажешь, что на нас напали, забрали автомобиль. Если согласятся взять, крикнешь, я выйду".
Лиза отчаянно голосует. Автобус - туристский - проезжает мимо, потом тормозит, возвращается задом. На стекле наклейки латвийского Интуриста и израильского агентства путешествий. Из двери выходит мужчина, спрашивает, в чем дело. Лиза рассказывает историю, делает упор на то, что ее спутник гражданин Израиля. "Пусть выйдет с поднятыми руками". Лиза зовет Вайнтрауба, тот не отвечает. Она бежит к месту, где оставила его: пусто. Несколько раз кричит. Мужчина, сложив рупором ладони, зовет ее, она растерянно оглядывается, всматривается в чащу, снова оглядывается. Мужчина машет ей рукой, потом влезает внутрь. Автобус трогается, неожиданная остановка уже разбудила всех пассажиров. Мужчина что-то рассказывает им. Во всех окнах лица, обращенные к Лизе. Автобус опять останавливается, опять сдает задом, пассажиры знаками показывают, чтобы она залезала к ним. Мужчина выскакивает, бежит через дорогу к Лизе, берет ее за руку, ведет к автобусу. В смятении, не зная, что предпринять, она подчиняется. Ее весело приветствуют, мужчина объясняет, что они израильские туристы, выходцы из Прибалтики, и сейчас едут в Вентспилс, где их ждет паром в Швецию.
Сквозь кусты Вайнтрауб смотрит на удаляющийся автобус, поворачивается и идет в прежнем направлении. Слышит сзади звук мотора, осторожно выглядывает на шоссе: это тяжелый грузовик. Выходит на дорогу, голосует, тот останавливается, он влезает в кабину и уезжает.
(Додумать: что случается с оставшимися. Кого-то в перестрелке убивают вернее всего, Молоткова. Изгнание еврея ничего не решает: от него можно избавиться, но он уже успел поставить тех, кто с ним оказался связан, перед лицом реальности, из которой простого выхода не бывает. Это его функция. В общечеловеческом смысле - миссия. Молоткова жалко.)