Кадетская контрреволюция и ее разгром
Шрифт:
Ни одного сколько-нибудь серьезного вопроса политической и хозяйственной жизни края правительство не решало без согласования с представителями Антанты 177 .
Когда 23 ноября 1918 г. из Константинополя пришло известие о том, что в Черное море вошла союзническая эскадра, в Крыму стали готовиться к торжественной встрече. Из Симферополя в Севастополь выехали три делегации: правительство в полном составе, представители Добровольческой армии и депутация от губернского земского собрания (Оболенский и — для пущей демократичности — два крестьянина). Когда Оболенский зашел к Крыму в севастопольскую гостиницу Киста, он застал главу правительства бегающим в теплой вязаной фуфайке взад и вперед по отчаянно
На следующее утро все три делегации отправились на вошедший в порт английский дредноут, где их сначала заставили ждать два часа в помещении без стульев, а потом перенесли аудиенцию на вторую половину дня 178 . Тем не менее крымские правители во главе с Винавером (упивавшимся своей ролью министра внешних сношений) восторженно приветствовали представителей союзников как «истинных и бескорыстных спасителей» России, устроили в ознаменование их прибытия грандиозный по местным масштабам банкет, на котором провозглашали в их честь громкие подобострастные тосты 179 .
В Севастополе были высажены десант английской морской пехоты, французский, греческий и сенегальский полки. К началу 1919 г. в городе насчитывалось 22 тыс. иноземных солдат 180 . Доминировавшие в эскадре англичане и французы заняли все русские суда в порту, спустили на берег их команды и подняли на мачтах английские флаги 181 . Интервенты чувствовали себя в Крыму полными хозяевами.
Между тем экономическое положение края становилось все более трудным. С каждым днем ухудшались материальные условия жизни трудящихся, росли рыночные цены на продукты питания. Хлебный паек беспрерывно сокращался — с трех четвертей фунта в день в ноябре 1918 г. до четвертушки в апреле 1919 г. Не хватало обуви, мануфактуры, продовольствия 182 .
В Крыму царила массовая безработица. Например, в Севастополе среди рабочих было 80% безработных 183 . «Безработица достигла таких размеров, каких рабочие Севастополя не знали, — отмечалось в политической сводке деникинского Осведомительного бюро от 20 февраля 1919 г. — Целые семьи рабочих голодают в буквальном смысле этого слова» 184 . Правительство пыталось принимать меры: как сообщал Пасманик на заседании Национального центра, в Севастополе пробовали открыть оружейные заводы, на которых могли бы быть заняты около тысячи рабочих. Однако явилось лишь 200 человек. Большинство же отказалось готовить оружие и снаряды для Добровольческой армии 185 .
Заработная плата рабочих была мизерной, месяцами задерживалась, а правительство принимало решения о возврате буржуазии денег, взысканных с нее в качестве контрибуции в период Советской власти, о выдаче денежных пособий служителям религиозных культов, об ассигновании полутора миллионов рублей в месяц на содержание деникинской армии 186 . «Конечно, — писал Оболенский, — для этого приходилось усиливать налоговый пресс, изобретать новые налоги и повышать ставки старых» 187 .
Рабочие называли Крымское краевое правительство «кривым». Дело дошло до всеобщей забастовки в Севастополе и попытки вооруженного восстания в Евпатории. Как констатировал Пасманик, «большевизм в рабочей среде усиливался» 188 , и это вызывало
В этой связи необходимо развенчать еще один миф о Крымском правительстве — на сей раз как поборнике справедливости и законности, стремившемся помешать репрессиям со стороны Добровольческой армии, и в частности жестокому преследованию большевиков.
О том, как родился этот миф, можно узнать из мемуаров В. А. Оболенского. Через несколько дней после прихода отрядов Добровольческой армии в Крым, рассказывает он, начальник Крымской дивизии генерал Корвин-Круковский составил список с именами «60 большевиков, разгуливающих на свободе». Когда список был предъявлен премьер-министру Крыму, выяснилось, что первым в нем фигурировал известный как лидер реакционеров в Таврическом губернском собрании бывший земский начальник Сахновский. Его причастность к большевизму заключалась в том, что он вынужденно давал продовольствие и фураж отряду красноармейцев, который стоял в его имении. Остальные «опасные большевики» были в том же роде… 190 Вот за каких «большевиков» ратовали кадетские министры, вот откуда появились легенды об их «милосердии» к своим политическим противникам.
В действительности же 7 февраля 1919 г. было принято постановление правительства «Об образовании Особого совещания для борьбы с большевиками и сочувствующими Советской власти». Были восстановлены царские законы по «борьбе с политическими преступниками». Функционировало жандармское управление, получившее название контрразведки, был изобретен закон о «внесудебных арестах». Лица, заподозренные в сочувствии Советской власти, предавались военно-полевому суду 191 .
Что же касается до разногласий Крымского правительства с командованием Добровольческой армии, то они действительно существовали. Однако, как констатирует П. Д. Долгоруков, эти «постоянные трения» происходили «из-за тона взаимоотношений скорее, чем по существу» 192 . И причина их заключалась отнюдь не в различном отношении к политическим противникам. По воспоминаниям Оболенского, эти конфликты были связаны с бесчинствами офицеров из контрразведки, производивших сначала беззаконные обыски и аресты, а затем замешанных в «серии убийств с грабежами» 193 .
Несмотря на конфликты с офицерством, Крымское правительство, как отмечалось выше, щедро финансировало Добровольческую армию. Винавер писал в Екатеринодар Астрову, что оно употребляет «все свои усилия на поддержку Добровольческой армии», что сам он выступал публично с речами о заслугах армии на спектакле в ее пользу и на губернском собрании 194 .
Не имея реальной силы, на которую можно было опереться, правительство металось между Добровольческой армией и союзнической эскадрой. Крымские правители считали, что «без репрессий не обойтись» — «крымские методы не будут годны» 195 . Так говорил приехавшему в Крым Астрову министр внутренних дел Богданов. Вернувшись в Екатеринодар, Астров доложил Национальному центру, что как премьер Крым, так и министр юстиции Набоков «прямо ставили в беседах вопрос об отказе от власти в пользу Добровольческой армии» и «подчеркивали лишь необходимость соответствующим образом обставить уход» 196 .