Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Волков Сергей Александрович

Утром около хлева собралось еще несколько офицеров Лубенского полка. Было решено как можно дальше пробираться в глубь страны, чтобы в случае встречи с властями, уже гражданскими, нам не грозила передача нас пограничникам. Наши офицеры еще раньше узнали, что только пограничной охране было приказано возвращать беженцев обратно. Мы потихоньку, полями, прикрываясь заборами и кустарниками, обошли деревню и к обеду подошли к следующей деревне, находящейся еще далее от границы. На краю деревни мы постучались в одну хату и попросили за деньги нас покормить. Рослый крестьянин, говорящий по-русски, позвал нас в хату, и хозяйка приготовила нам завтрак из нескольких дюжин яиц. Мы были, конечно, страшно голодные, и такой обильный завтрак нас очень подкрепил. Сам же хозяин, видимо, послал кого-то за полицией – не успели мы закончить завтрак, как явилась местная полиция. Власти были с нами очень вежливы и на санях под конвоем отвезли нас в Кишинев, где передали местным властям. В Кишиневе, кто имел бессарабские

документы, был отпущен домой. Дядя Витя и я под конвоем были отправлены в Тульчу, где находилась русская комендатура еще с начала войны 1914 года, комендантом которой был полковник Долгов. Он знал моего отца. От него я узнал, что в Рени находится группа кадет, которых румыны пропустили после боя под Канделем. Он советовал мне примкнуть к этой группе, так как судьба живущих в Тульче была неизвестной. Кадеты из Рени должны были быть отправлены в Югославию. Получив документы, я попрощался с дядей Витей и уехал, чтобы присоединиться к остальной группе кадет в Рени, которые жили в санитарном поезде, оставшемся еще после войны и стоявшем на запасном пути, недалеко от станции на берегу Дуная.

Командиром группы был капитан Ремер, который в Канделе командовал кадетами во время боя, когда они, лежа цепью, отстреливались от красных и отбили их атаку. С группой находился также полковник Гущин [119] с женой, который в нашем корпусе преподавал математику.

Когда корпус находился в Аккермане и румыны погнали нас обратно, он где-то спрятался и остался в Аккермане. Трагедия заключалась в том, что ответная телеграмма от Королевы директору пришла после того, когда румыны нас уже выгнали из Аккермана. Гонец был послан в Овидиополь, но корпуса там уже не оказалось, и ему было сказано, что часть кадет пошла с отрядом Васильева на север. Он поехал за ними и нашел их в Канделе после боя. Только тогда, по приказанию Королевы Румынской, кадет пропустили. Вся группа в Рени состояла из кадет первой роты. Из младших классов нас было только четверо. Жили мы все очень дружно и делились между собой последним. Я все это время работал на кухне. Поезд был прекрасно оборудован и состоял в полном порядке – большие пульмановские вагоны с удобными спальными местами, специальным вагоном-кухней, со всеми необходимыми приспособлениями, как прачечной, ледником и другими нужными для санитарного поезда помещениями.

119

Гущин Василий Федорович. Полковник, инспектор классов и преподаватель Одесского кадетского корпуса. В Вооруженных силах Юга России на той же должности. В эмиграции в Югославии, с марта 1920-го по 1 сентября 1929 г. преподаватель Первого Русского кадетского корпуса.

В апреле пришло разрешение на наш отъезд в Сербию. Подали пассажирский вагон 3-го класса, и мы все в нем разместились. Вагон прицепили к поезду, который шел из Рени в Бухарест. Как раз, помню, на Пасху мы прибыли в Бухарест, где на станции нас встретил русский военный представитель в Румынии генерал-лейтенант Геруа. Нас построили на перроне, и кадеты, отличившиеся в бою под Канделем, были награждены Георгиевскими крестами. После смотра роты начальством русские дамы из Бухареста привезли для нас разные угощения. Из Бухареста наш вагон был прицеплен к поезду, шедшему в Темишвар. Поезд шел по очень красивым местам, на станциях во время стоянок собирались цыгане и играли на своих инструментах. Мы ехали по местам, не тронутым только что законченной войной, – здесь всего было вдоволь. В Темишваре наш вагон был прицеплен к поезду, шедшему уже в Сербию. В тот же день мы встретились в Панчево с кадетами, уехавшими из Одессы на пароходах, там же я встретил своих однокашников и был зачислен в пятый класс. Вскоре корпус был переведен в Сараево.

Кадетский корпус в Сараеве

Директором корпуса был генерал-лейтенант Адамович [120] . Еще перед нашим приездом, когда генерал Адамович принял руководство корпусом, между новым директором и кадетами произошло несколько неприятных инцидентов. Кадеты невзлюбили директора Адамовича и устроили ему своего рода «бенефис»: когда он поздоровался со строем, то кадеты ему не ответили. В Сараево съехались обе части эвакуированных из Одессы остатков Киевского и Одесского корпусов. Помещение было для нас отведено в центре города, в бывших австрийских казармах около моста реки Милячки, где в 1914 году произошло убийство Австрийского Кронпринца. Хотя мы и называли нашу часть Одесским корпусом, но по составу это уже была сборная часть, почти половина кадет была из разных российских корпусов, правда прибывших в Одесский корпус еще в России. Были среди нас уже и принятые в Сербии из гражданских школ и сражавшиеся в Белой армии. Задача начальства была не из легких. Большинство из нас побывало на войне и отвыкло от порядка и дисциплины, царивших тогда в корпусе. Мы перестали быть послушными юношами. Водворить порядок и вселить уважение к начальству, не принимавшему участия вместе с нами в боях, было очень трудно. Генерал Адамович был

опытный педагог. Если бы не было разногласия среди самого начальства и между группами кадет Одесского и Киевского корпусов, может, все это и прошло бы безболезненно. Кадеты-одесситы и примкнувшие к ним имели свои установленные традиции. Киевляне же имели также свои традиции и правила внутреннего товарищеского взаимоотношения. На этой-то почве между кадетами возникла ссора. У кадет были любимые офицеры-воспитатели, уже завоевавшие авторитет. Директор же Адамович, в свою очередь, хотел завоевать у кадет популярность и авторитет и не любил воспитателей, которые ему в этом мешали. Мое личное отношение с директором было самым теплым и, я бы сказал, с его стороны отеческим. Еще в старое время Великий князь Константин Константинович, будучи инспектором всех военно-учебных заведений, выдвинул генерала Адамовича как отличного педагога и прекрасного организатора. Для меня этого было достаточно, чтобы проникнуться к нему уважением, но у нас были также наши старые воспитатели, которых мы любили и уважали, и поэтому некоторые поступки директора по отношению к ним мы не оправдывали, из-за чего, возможно, многие и невзлюбили Адамовича.

120

Адамович Борис Викторович, р. 15 ноября 1870 г. Из дворян Полтавской губ., сын генерала. 3-й Московский кадетский корпус (1888), Константиновское военное училище (1890). Офицер л. – гв. Кексгольмского полка. Генерал-лейтенант, генерал для поручений при военном министре по инспекции школ прапорщиков (с 1917 г. в отставке). В Вооруженных силах Юга России с 1919 г. в резерве чинов при штабе Главнокомандующего. Эвакуирован из Новороссийска в Югославию, где с марта 1920 г. директор Первого Русского кадетского корпуса. Председатель Общества офицеров л. – гв. Кексгольмского полка в Сараево. Умер 22 марта 1936 г. в Сараеве (Югославия).

Во время Гражданской войны мы все огрубели, распустились и приобрели качества и манеры, которые в прежнее время в корпусах были недопустимы, и таких кадет в корпусах бы не терпели, а просто выгоняли. Большинство из нас попало за границу без родителей, и выгнать юношу 15 или 16 лет из корпуса – это значило обречь его на беспризорничество, другими словами, бросить его в среду бродяг, ведь многие из нас не имели еще твердой воли. Это все привело к тому, что среди кадет происходили случаи самоубийства. Некоторые не находили выхода из создавшегося положения и теряли цель и стремление к жизни. Мне самому пришлось пережить состояние такой тяжелой депрессии, но волею судьбы моим воспитателем оказался полковник А.А. Жуков [121] . Он был моим воспитателем еще в первом классе в Одессе в 1914 году. Войну он провел во Франции и после революции в Россию не вернулся. Мы, несколько старых его кадет, встретили его как родного. Жуков был прекрасным воспитателем, очень хорошим человеком и относился к нам как родной отец. Как боевой офицер, он сразу же завоевал наше уважение и симпатию, часто беседовал с нами о будущей нашей жизни и нашем долге.

121

Жуков Александр Александрович. Штабс-капитан, воспитатель Одесского кадетского корпуса. В Вооруженных силах Юга России на той же должности. Подполковник. Эвакуирован 25 января 1920 г. из Одессы. На май 1920 г. в Югославии. В эмиграции там же, с марта 1920-го по 1 сентября 1924 г. воспитатель Первого Русского кадетского корпуса.

Эти проблемы и нас самих сильно волновали, но часто не были нам ясны. Без родных, друзей и Родины – все наши идеалы, для чего мы жили и считали их святыми, – теперь уже больше не существовали, а осталась просто одна борьба за свое собственное существование в чужой стране…

Все лето 1920 года в корпусе шли серьезные занятия, и в конце того же лета нас перевели в следующий класс. Я очутился в 6-м классе первой роты, командиром которой был полковник Самоцвет. Старший класс закончил корпус и как первый выпуск Сараевского корпуса уехал в Крым, где тогда еще армия генерала Врангеля боролась с красными. Несколько человек из младших классов поехали вместе с ними. Уехал также в Крым и мой друг детства еще с 1-го класса Жорж Васильев. Его родители остались в Одессе, и он хотел разделить свою судьбу вместе с ними. Все эти события на меня сильно повлияли: я загрустил, появилась ко всему апатия, пропало желание бороться в дальнейшем за успех в жизни, пропал аппетит, я по целым дням не дотрагивался до пищи. Как часто я, лежа в постели, по ночам не спал, думая о прошлом, о друзьях, которых уже не было в живых, о героических поступках кадет во время Гражданской войны, и кто из нас был счастливее – тот ли, кто погиб с улыбкой и верой за правое дело на родной земле, или тот, который, как мы теперь, оказался скитальцем по чужим местам среди чужих людей. Чуткие и добрые люди заметили это, и полковник Жуков доложил директору. Тот, узнав от доктора, что я страдаю еще к тому же от старого ранения в ногу, распорядился отправить меня в сербский санаторий для военных в местечко Иледжа. Там я провел целый месяц в компании сербских подофицеров.

Конец ознакомительного фрагмента.