Кадын
Шрифт:
Через некоторое время ей стало лучше, она даже открыла глаза, окинула нас мутным, беспамятным взглядом. Мы дали ей мясного отвара. Она выпила, откинула голову и забылась. Была последняя четверть ночи. Мы с Талаем молча сидели над ней, а потом я тоже задремала.
Проснулась на рассвете. Солнце встало уже высоко, но дым стоял на востоке, и оно светило мутно, как пустой зрачок в невидящем глазу. Талай сидел с Очи рядом, все так же без сна, лишь закутался в плащ от утренней прохлады.
— Ээ Торзы гонят дождь на Оуйхог, — сказал он и показал на тучу на севере, что спускалась с гор. Ветер, и правда, переменился. Туча шла быстро. — Мы успеем спуститься
— Ей надо лучшего лекаря, чем я, — сказал он. — Ее надо отвезти к Камке.
— Ее надо везти в чертог дев, — сказала я.
Талай посмотрел на меня с удивлением, а потом кивнул. Мы соорудили для Очи из веток подобие люльки и закрепили на спине ее коня, она лежала там, как ребенок, прикрытая плащом. Правда, это не позволяло нам ехать быстро, но мы спешили, как могли, останавливаясь на ночлег в полной темноте и поднимаясь на рассвете. На четвертый день мы попали в родные леса и, не доезжая отцовского стана, свернули к чертогу дев.
Я не удивилась, когда ворота отворились раньше, чем мы приблизились к ним. Девы вышли встречать нас. Несколько дев стали перерезать веревки и ремни, которыми крепилась люлька, потом подставили плечи и унесли ее. Другие окружили Учкту, стали помогать мне спускаться, и когда я упала на их добрые руки, мне показалось, что я вернулась домой, где не была несколько лет. Неожиданная слабость поразила меня, и нежность ко всем девам, радость охватили. Я готова была разреветься. Опираясь на старшую деву, я прошла в открытые двери чертога, куда уже вводили Учкту и коня Очи, где лаяли собаки и висела туша оленя, — девы ждали гостей. Но в тот момент, когда двери уже закрывались, я вспомнила про Талая и обернулась: он склонился к шее коня и смотрел на меня.
— Не волнуйся, о нем тоже позаботятся, — услышала я голос старшей девы. — Но мужчинам нельзя в чертог. <…>
Глава 6. Имена войны
Зима быстро спускалась в тот год на наши земли. Стада уходили на зимние пастбища, многие семьи снялись и откочевали на Оуйхог, в страну озер. Охотники потянулись к первому снегу в тайгу, бить зверей в теплой шубе. От них первых и дошли до нас нежданные вести о встреченных на пути степняках.
Царь Атсур, властитель степских, ехал к нам с миром. Десять вооруженных воинов вели трех коней с поклажей и верблюда с дарами. Пока же царь передал с гонцом бронзовое зеркало. Он велел сказать, что дар — это его знак мира, и просил преподнести его царевне, если она не замужем.
Я с удивлением взяла в руки дар. Зеркало было круглое, небольшое, на ручке, с выпуклым изображением деревьев, коня с поклажей и двух пеших людей, по одежде — из земель желтолицых. Но заглянуть в него я не решилась: если сокрыт в даре враждебный ээ, то именно так сможет он выкрасть душу или наслать болезнь. Я не верила этой вещи.
— Зеркало как знак мира, — задумчиво произнес отец. — Или он забыл наши знаки?
Мы молчали с Санталаем, коротко переглядываясь. Зеркало, личный предмет, связывающий человека с его ээ, не дарили у нас, если только не знали, что в семье ждут нового человека. Атсур, мальчик из степи, проведший детство у нас в плену, сын степного царя, не прошел нашего посвящения и не имел своего зеркала. Он мог и не помнить такого.
Степские
— Легок ли ветер? — с седла приветствовал он отца, вышедшего встречать к порогу. Наши слова легко слетали у него с языка. Мы с Санталаем стояли у отца за спиной.
С рассвета ждали мы гостей, нарядные надели шубы. Гости же наши были в простых, огромных шубах, подпоясанные широкими поясами с тяжелыми застежками. Богато убран был Атсуров конь, другие же простую упряжь имели. Были они при полном оружии, что сразу в глаза бросилось: с длинными пиками, колчан у каждого на плече висел, и лук за спиной, большие плоские мечи на поясах без ножен, в простых кожаных чехлах.
Хоть встречала я уже степских, не ожидала, что оторопею, увидав сразу одиннадцать мужчин, таких больших, совершенно чужих, глядящих на мир сквозь узкие щели глаз, словно бы за ними скрываясь. Как красные волки, которые стаей могут легко задрать большого оленя и сожрать даже кости, оставив одни рога.
— Легок ли ветер? — отвечал мой отец. — Не забыл ты наш стан, Атсур, не забыл и слова люда, что тебя вырастил.
— В вашем стане без перемен, — говорил молодой царь, спешившись. — Приехал бы такой высокий гость, как ты, ко мне, сейчас бы тридцать слуг твоего коня под уздцы вели, пятьдесят слуг под ноги тебе кидались, чтобы спустился по их спинам ты. Здесь же все, как и раньше было.
Он приблизился к отцу, и несколько мгновений они смотрели друг другу глаза в глаза, будто бы изучали, — два царя, молодой, с гладким, сухим лицом, и старый, с седой бородой. Только после положили правые руки на плечи друг другу, приветствуя.
— У меня найдутся люди, чтобы взять заботу о твоих лошадях и спутниках, — отец сказал.
— У них с собой шатры, они поставят их там, где ты им укажешь, царь.
— Пусть так, сейчас же проходите все вместе в дом, к трапезе.
Мы посторонились с Санталаем, давая царям пройти. Атсур, пригибаясь при входе, взгляд на меня кинул — как плеткой прижег меня этот взгляд. Мы с братом зашли следом. Слуги уводили коней и верблюда за дом, люди Атсура внутрь втягивались, а от подножья холма, видела я, приближались старшие братья.
Цари уже у очага сидели. Старая мамушка ставила столики перед ними, служанки вылавливали куски мяса из котла. Атсур говорил:
— Я вижу, даже слуги в доме твоем те же, эту женщину я помню еще с зубами.
— Добрых коней кто меняет? — отец отвечал. — А в степи новые порядки не ты ли завел? Слышал я, крепкие бои с братьями держать тебе приходилось.
Быстрый взгляд метнул Атсур — и опять спокойный сидел.
— Мой меч знал сражения, то правда. Но где твои дети? Или те возмужалые воины, кого я заметил здесь, твои младшие?
Он вел себя, как равный с отцом и по возрасту, и по силе. Мне не нравилось то. Но отец кивнул, и мы с Санталаем приблизились к очагу. Он нас представил. Мы стояли молча, как положено младшим, Атсур же не сводил с меня своих глаз. Я не отводила взгляда.
Вскоре пришли другие братья, а люди Атсура молчаливой громоздкой бурой массой расселись на гостевой половине дома. Всем достались мясо и хмельное молоко. Гости брали еду обеими руками, ели быстро и жадно. Мы не спешили. Мне неприятно было на них смотреть.