Кафка на пляже
Шрифт:
– Что же мне все-таки делать?
– Ничего не делать, – бросил он.
– Совсем ничего?
Осима кивнул:
– Потому-то я и везу тебя в горы.
– А что мне там делать, в горах?
– Слушать, как поет ветер, – сказал он. – Я всегда так делаю.
Я задумался.
Осима ласково коснулся моей руки.
– Ты ни в чем не виноват. Как и я. И пророчество здесь ни при чем, и проклятие. И ДНК, и нелогичность. И структурализм, и третья промышленная революция. Мы все когда-нибудь вымрем, исчезнем, потому что мир так устроен… стоит на разрушении и утратах. И наше существование – всего-навсего отражение этого принципа. Вот дует ветер.
Я тоже взял Осиму за руку. Она была мягкая и теплая, с гладкой кожей, какая-то бесполая, тонкая и изящная.
– Осима-сан… Значит, мне сейчас лучше с Саэки-сан не видеться?
– Да. Какое-то время. Мне так кажется. Оставить ее наедине с собой. Она умная, сильная. Так долго страдала от одиночества, такие воспоминания на нее давят… Она сама потихоньку все решит.
– Выходит, я – дитё малое и только мешаю.
– Да нет, – мягко вымолвил Осима. – Я совсем о другом. Ты сделал то, что должен был сделать, и в этом есть большой смысл. И для тебя, и для нее. Все остальное теперь в ее руках. Может, мои слова прозвучат холодно и равнодушно, но сейчас ты ничего не можешь. Так что отправляйся в горы и займись собой. Самое время.
– Заняться собой?
– Мой тебе совет, Кафка: слушай, – сказал Осима. – Вслушивайся в себя, как моллюск.
Глава 36
Зайдя в гостиницу, Хосино убедился, что Наката по-прежнему спит, даже не переменив позы. Булочки и упаковка апельсинового сока лежали у изголовья нетронутые. Похоже, его спутник так ни разу и не вставал. Хосино прикинул, сколько он же спит. Лег накануне днем, в два часа, значит, уже тридцать часов. Какой сегодня день? Что-то он совсем здесь со временем запутался. Парень достал из сумки записную книжку с календарем. Так… На автобусе приехали из Кобэ в Токусиму. То была суббота. Продрых Наката аж до понедельника. В тот же день перебрались из Токусимы в Такамацу. В четверг возились с камнем в жуткую грозу, и после обеда Наката завалился в постель, спал всю ночь… Получается, сегодня пятница. А вообще, такое впечатление, что он на Сикоку притащился, чтобы выспаться как следует.
Все шло как в прошлый вечер – Хосино посидел в фуро, немного посмотрел телевизор и растянулся на постели. Наката мирно посапывал во сне. Ну и ладно, будь что будет, думал Хосино. Пусть человек спит, раз ему хочется. И нечего тут голову ломать. Пол-одиннадцатого Хосино уже спал.
В пять утра его разбудил мобильник, заверещавший в сумке. Хосино открыл глаз, взял трубку. Лежавший рядом Наката все не просыпался.
– Алло!
– Хосино-тян! – услышал он мужской голос.
– Полковник Сандерс?
– Так точно. Как дела?
– Да вроде нормально… – ответил Хосино. – Эй, папаша, а как ты мой номер узнал? Я же тебе не говорил. А потом я телефон выключил, как сюда приехал. Чтобы с работы не звонили. Как же ты дозвонился? Странно… Чего-то не пойму я.
– Я же тебе говорил, Хосино-тян: я не Бог и не Будда, и не человек, а нечто особенное. Я – абстрактное понятие, дух. Мне на твой мобильник позвонить – раз плюнуть. Проще простого. Включен телефон или нет – какая разница. Чему тут удивляться-то. Вообще-то надо было прямо к тебе заявиться,
– Точно. Упал бы.
– Потому я и звоню. Мы приличия знаем.
– Это самое главное, – сказал Хосино. – Но я вот что хотел спросить, папаша. Чего теперь с этим камнем делать? Мы с Накатой его перевернули, какой-то вход открыли. Как раз гроза началась. Гремит со страшной силой, а я с ним корячусь. Думал, сдохну. Такая тяжесть! Ой, я же про Накату еще тебе не рассказывал. Мы с ним вместе сюда приехали…
– Знаю, – оборван его Полковник Сандерс. – Можешь не объяснять.
– Ага, ну ладно. И после этого Наката залег в спячку, как медведь зимой. А камень все здесь лежит. Может, его все-таки вернуть в храм? Мы ведь его без спросу утащили. Я очень проклятия боюсь.
– До чего ты нудный! Какое еще проклятие? Сколько можно повторять одно и тоже? – возмутился Полковник Сандерс. – Пусть камень пока у тебя побудет. Открыли – значит, должны и закрыть. А уж потом вернете на место. Сейчас еще не время. Понял? О'кей?
– О'кей, – ответил парень. – Что открыли – закроем. Что взяли – на место положим. Все понятно. Попробуем. Знаешь, папаша? Я себе голову больше ломать не хочу. Буду делать, как ты говоришь, хотя толком никак не врублюсь что к чему. Ты меня вчера вечером убедил. Загогулины такие… ничего не разберешь. Что тогда без толку мозги напрягать?
– Мудрое решение. Не зря говорят: лучше вообще ни о чем не думать, чем думать о всякой ерунде.
– Хорошо сказано.
– С большим смыслом.
– А еще вот как можно сказать: «Дворецкий, что родился в год овцы, потребен, дабы не отдать концы».
– Это ты к чему?
– Скороговорка. Я сам придумал.
– Это что, обязательно нужно было сейчас сказать?
– Да нет. Это я просто так ляпнул.
– Хосино-тян, можно тебя попросить? Не надо ерунду молоть, хорошо? У меня от этого что-то с головой… Я такую бессмыслицу не воспринимаю.
– Да ладно тебе, извини, – стал оправдываться Хосино. – Но какое у тебя ко мне дело? Ты же, наверное, не просто так звонишь в такую рань.
– Да-да. Совсем вылетело из головы, – спохватился Полковник Сандерс. – Вот какое дело, Хосино-тян. Это очень важно. Вам надо срочно выметаться из рёкана. Времени нет, так что обойдетесь без завтрака. Буди по-быстрому своего Накату, берите камень и – на такси. Только у рёкана не садитесь, отойдите подальше. Назовешь водителю адрес. Есть на чем записать?
– Есть, – парень полез в сумку за блокнотом и шариковой ручкой. – У меня все готово – и метелка, и совок.
– Кончай свои шуточки, – заорал в трубку Полковник Сандерс. – Я серьезно. Нельзя терять ни минуты.
– Хорошо-хорошо. Записная книжка, ручка…
Записав за Полковником адрес, Хосино для верности прочитал его вслух:
– **, 3-й квартал, 16-15, «Такамацу Парк Хайц» [58] , номер 308. Так?
– Все верно, – подтвердил Полковник Сандерс. – Там у двери черная подставка для зонтиков, под ней спрятан ключ. Откроешь им дверь. Располагайтесь там. В принципе, в квартире есть все, что нужно, поэтому какое-то время можно вообще на улицу не выходить.
58
«Парковые высоты Такамацу» (искаж. англ.). В Японии многоквартирные дома часто имеют собственные названия