Кафка на пляже
Шрифт:
Не удержавшись, Хосино грохнулся на спину. Лежал на татами и жадно хватал ртом воздух. В голове пульсировала и закручивалась масса какой-то мягкой грязи. «Второй раз мне такого веса не взять», – подумал парень. (Потом выяснилось, что его прогноз оказался чересчур оптимистичным. Но тогда он этого знать не мог.)
– Хосино-сан?
– Чего тебе?
– Спасибо. Теперь вход открыт.
– Эй, отец! Наката-сан!
– Что такое?
Лежа на спине, не открывая глаз, Хосино снова набрал в легкие побольше воздуха и заметил:
– Была бы полная жопа, если б не открылся.
Глава 33
Осима еще не приехал, а у меня уже все было готово к открытию.
– Если можно, я бы сейчас отлучился ненадолго, – сказал я.
– Куда же ты собрался?
– В зал хочу съездить, потренироваться немного. А то совсем здесь зачах.
Конечно, дело было не только в этом. Мне очень не хотелось попадаться на глаза Саэки-сан, которая обычно приезжала часам к двенадцати. Надо немного подождать, успокоиться, а потом уж с ней встречаться.
Осима посмотрел на меня и со вздохом кивнул.
– Тогда смотри, будь осторожнее. Я не наседка и надоедать с нотациями не буду, но осторожность сейчас не помешает.
– Хорошо. Буду, – пообещал я.
Я прихватил рюкзак и сел на электричку. Приехал в Такамацу, а там с вокзала на автобусе добрался до зала. Переоделся в раздевалке в спортивный костюм и, поставив в плейер мини-диск Принца, взялся за свои обычные упражнения. Поначалу растренированное из-за долгого перерыва тело отчаянно протестовало. Но постепенно все пришло в норму. Организм сопротивляется нагрузке – это нормально. Моя задача – успокоить его, перебороть эту реакцию. В ушах грохотал «Little Red Corvette» – вдох, пауза, выдох. Вдох, пауза, выдох. Раз за разом в том же ритме. Я нагружал мышцы на полную катушку, почти до предела. Пот катил градом, майка промокла насквозь и тяжело липла к телу. Пришлось несколько раз подходить к поилке с холодной водой – организм требовал жидкости.
Переходя по давно установленной системе от тренажера к тренажеру, я вспоминал Саэки-сан. То, что между нами произошло. Не буду ни о чем думать. Легко сказать… Я сосредоточился на работе мышц, растворяясь в ритме. Тренажер, нагрузка, раз-два, раз-два… Одно и то же. Принц выводил в наушниках «Sexy Motherfucker». Головка еще немного побаливала. Мочиться было больно. И по-прежнему красная; кожа не успела загрубеть – еще молодая и чувствительная. Голова пухла от диких сексуальных фантазий, блуждающего голоса Принца и разных цитат из книг.
Смыв в душе пот и переодевшись в чистое, я на автобусе вернулся на вокзал и зашел перекусить в первое попавшееся заведение. За едой заметил, что сижу в том самом месте, куда заглянул в первый день, как приехал в Такамацу. Сколько же времени прошло? С неделю как я поселился в библиотеке. Значит, всего должно быть недели три. А точнее? В уме сосчитать не получалось, поэтому я достал из рюкзака ежедневник и сразу все понял.
Покончив с едой, я пил чай и наблюдал за вокзальной суетой. Все торопились куда-то. При желании можно было влиться в эту вечно спешащую массу. Сесть на поезд, куда-нибудь поехать. Бросить все, перебраться в другой, незнакомый город и начать все с нуля. Открыть чистую
Однако я прекрасно понимал, что никуда отсюда не двинусь.
– Ты прекрасно понимаешь, что никуда отсюда не двинешься, —говорит парень по прозвищу Ворона.
Выходит, переспал ты с Саэки-сан и кончил в нее. Несколько раз. И она тебя допустила к себе. Зуд еще не прошел. Еще помнишь ощущение от ее плоти. Это как раз то, что тебе нужно. Потом начинаешь думать о библиотеке. О безгласных книжках, которые тихо стоят утром на полках. Об Осиме. О своей комнате, о «Кафке на пляже» на стене, о пятнадцатилетней девочке, которая приходит посмотреть на картину. Ты качаешь головой. Ты не можешь отсюда уехать. Ты не свободен. Но тебе же хочется стать по-настоящему свободным?
Я несколько раз столкнулся с полицейскими, следившими на вокзале за порядком, но они даже не посмотрели в мою сторону. Таких загорелых парней с рюкзаками можно встретить на каждом углу. Так что на общем фоне я, должно быть, ничем не выделялся и потому ничего не боялся. Главное – вести себя естественно, и никто внимания не обратит.
Я сел на электричку – в ней было всего два вагона – и вернулся в библиотеку.
– С благополучным возвращением, – приветствовал меня Осима и, заметив мой рюкзак, удивленно спросил: – Всегда на себе эту тяжесть носишь? Он у тебя прямо как одеяло, с которым все время таскался мальчишка из комиксов про Чарли Брауна [54] .
54
Серия комиксов «Орешки» американского художника-карикатуриста Чарльза Монро Шульца (1922-2000) выходила с 1950 г.
Я вскипятил воду и выпил чаю. Осима по обыкновению крутил в пальцах длинный остро заточенный карандаш. (Интересно, куда он девал исписанные?)
– У тебя рюкзак вроде символа свободы. Не иначе, – сказал Осима.
– Наверное.
– А может, с символом-то лучше, чем с самой свободой.
– Может, и лучше.
– Может, и лучше, – повторил за мной он. – Был бы конкурс на самый короткий ответ, ты бы точно первое место занял.
– Может быть.
– Может быть, – озадаченно проговорил Осима. – Ты знаешь, люди в большинстве своем к свободе не стремятся, а только думают, что стремятся. Все это иллюзия. Если им дать настоящую свободу, они просто с ума сойдут. Так и знай. На самом деле люди свободными быть не хотят.
– И вы?
– Ага. Я тоже люблю несвободу. В определенной мере, конечно, – ответил Осима. – Жан-Жак Руссо говорил, что цивилизация началась, когда человечество стало возводить ограды. Очень меткое замечание. Так оно и есть: всякая цивилизация есть продукт отгороженной несвободы. Исключение – только австралийские аборигены. У них до семнадцатого века сохранялась цивилизация, которая не признавала оград. Вот уж были по-настоящему свободные люди. Шли когда хотели и куда хотели. Что хотели, то и делали. Ходили всю жизнь по кругу. Хождение по кругу – сильная метафора, свидетельствующая о том, что они живут. А потом явились англичане, все огородили, чтобы разводить скот. Аборигены никак не могли понять, зачем это надо. Так ничего они и не поняли, за что их как антиобщественный и опасный элемент загнали в пустыню. Поэтому тебе надо быть поосторожнее, дорогой Кафка. В конце концов, в этом мире выживают те, кто строит высокие прочные заборы. А если ты будешь это отрицать, тебя в такую же дыру загонят…