Каирская трилогия
Шрифт:
— Интересно, а когда этот вот, — он указал на Камаля, — прозондирует почву?
Исмаил никогда не упускал свой шанс, чтобы поднять эту устаревшую тему. Но было тут и нечто более важное. Все его женатые друзья говорили, что брак это «клетка». Весьма вероятно, что Рияда, — если тот женится, конечно, — он будет видеть очень и очень редко, и тот может измениться и стать своего рода другом по переписке. Он был утончённым и кротким, а как легко обидеть такого! Но как же теперь он сможет жить без него? Если брак сделает из него нового человека, такого, как Исмаил,
— Когда ты женишься?
— Скорее всего, следующей зимой.
Казалось, что Камалю просто суждено постоянно терять друзей по духу:
— Тогда ты станешь уже другим Риядом Калдасом!
— Почему?!.. Ты слишком фантазируешь…
Пряча своё волнение за маской улыбки, он сказал:
— Фантазирую?! Сегодня Рияд — это человек, дух которого не насытишь ничем, при том, что карман его рад даже пустоте, но после брака его карман будет голодным всегда, и у него не найдётся возможности удовлетворить ещё и дух…
— Что за едкая нападка на брак! Я не согласен с этим…
— Как и Исмаил, что вынужден перебраться в Ирак. Я не высмеиваю это решение, оно вполне естественное, даже более того — героическое. Но в то же время оно отвратительно. Представь себе, что ты до самых кончиков ушей погрузишься в бытовые хлопоты, и будешь думать только о хлебе насущном и считать своё время в пиастрах и миллимах. Поэтика жизни превратится в пустую потерю времени!
Рияд индифферентно заметил:
— Фантазии вызывают страх!
Исмаил Латиф сказал:
— О, если бы ты только знал, что такое быть мужем и отцом! Даже сегодня ты так и не познал всей правды жизни…
Мнение его было недалеко от истины. И если это так и есть на самом деле, то жизнь его была глупой трагедией. Но что такое счастье? И чего конкретно он желает? Тем не менее, сейчас его по-настоящему огорчало только одно — что ему вновь угрожает страшное одиночество, как и тогда, когда Хусейн Шаддад исчез из его жизни. Если бы только можно было отыскать себе жену с таким же телом, как у Атийи и духом, как у Рияда! Вот чего он хотел на самом деле. Тело Атийи и дух Рияда, заключённые в одном человеке, на котором он женится и ему больше не будет грозить чувство одиночества до самой смерти. В том-то и проблема.
Тут Рияд досадливо заявил:
— Давайте больше не будем говорить о браке. Я своё решение уже принял, и теперь очередь за Камалем. Есть и другие важные политические темы, которые требуют нашего внимания сегодня.
Камаль разделял его чувства, однако не мог избавиться от своего удивления, и потому воспринял предложение друга с видимым равнодушием, не произнеся ни слова. Тогда Исмаил Латиф весело заявил:
— Ан-Наххас знал, как отомстить за свою отставку в декабре 1937 года: он взял штурмом дворец Абедин с помощью британских танков!
Рияд немного помедлил, чтобы дать Камалю возможность отреагировать, однако тот не заговорил, и потому Рияд мрачно спросил:
— Отомстить?! В воображении твоём всё слишком далеко от истинной реальности…
— А в чём же
Рияд бросил взгляд на Камаля, словно призывая его заговорить, но когда тот не откликнулся, продолжил:
— Ан-Наххас не из тех людей, что вступают в сговор с англичанами, только чтобы вернуться к власти. А Ахмад Махир безумец, ибо он предал народ и присоединился к королю. Затем ему захотелось скрыть свою слабость глупым заявлением, которое он сделал перед журналистами!
Он поглядел на Камаля, спрашивая его мнение: наконец-то разговор о политике привлёк его интерес, хотя он и испытывал желание высказать несогласие с Риядом, пусть даже по мелочам. Он сказал:
— Ан-Наххас, несомненно, спас положение. Я полностью уверен в его патриотизме: в таком возрасте человек не может стать предателем, чтобы вновь занять тот же пост, который он занимал уже пять-шесть раз. Но вопрос в том, было ли его поведение идеальным?
— Ты скептик, и нет конца и края твоим сомнениям. Что такое вообще это идеальное поведение?
— Ему следовало упорно продолжать отказываться от поста премьер-министра, чтобы не покоряться британскому ультиматуму, и пусть будет что будет.
— Даже если бы король оказался низложен, а британское военное командование взяло бразды правления страной в свои руки?
— Даже если и так!
Рияд Калдас яростно фыркнул и сказал:
— Мы развлекаемся приятным разговором за кальяном, но на настоящем политике лежит серьёзная ответственность. В нынешних военных условиях как мог Ан-Наххас согласиться на низложение короля и переход власти к британским военным? Если союзники победят, — а мы и этого не должны исключать, — то мы будем в рядах поверженных врагов. Политика это отнюдь не поэтический идеализм, это реалистичная мудрость…
— Я по-прежнему верю в Ан-Наххаса, но он, вероятно, ошибся. Не говорю, что он заговорщик или предатель…
— Ответственность ложится на тех нарушителей общественного спокойствия, которые помогали фашистам за спиной у англичан, надеясь, будто фашисты станут уважать наш суверенитет. Разве у нас с англичанами нет соглашения? Разве не вопрос чести заставляет нас соблюдать слово, данное англичанам? И потом, разве мы не демократы, заботящиеся о победе демократии над нацизмом, который ставит нас на низший уровень среди рас и наций и разжигает расизм и межрелигиозную рознь?!
— Я полностью согласен с тобой в этом. Но уступка британскому ультиматуму свела нашу независимость к фикции!
— Он протестовал против ультиматума, и британцы уступили ему…
Исмаил громко засмеялся и сказал:
— Какой замечательный англо-египетский протест!..
Но тут же серьёзно сказал:
— Я согласен с тем, что он сделал, и будь я на его месте, то сделал бы то же самое. Его отстранили от власти и унизили, несмотря на то, что большинство было за него, но он знает, как отомстить за себя. На самом деле нет никакой независимости: всё это пустая болтовня. Ради чего низлагать короля и устанавливать над нами военное английское правление?!