Каирская трилогия

Махфуз Нагиб

— Как её состояние?

Аиша громко ответила, что свидетельствовало о её взволнованном протесте:

— Она не хочет поправляться!

Камаль посмотрел на Хадиджу, и они обменялись долгим взглядом, говорившем о грустном взаимопонимании и разделяемом обоими отчаянии. Он не выдержал и покинул комнату, чтобы присоединиться

к своим спутникам…

Они не спеша прошли по дороге, пересекли базар ювелиров в направлении к Гурийе, почти не перекинувшись ни словом. Когда они достигли улицы Санадикийа, неожиданно столкнулись с шейхом Мутавалли Абдуссамадом, который, покачиваясь на каждом шагу, сворачивал в сторону Гурийи, опираясь на свою палку. Он был слеп, и руки его дрожали. Обращаясь к людям вокруг, он громко спросил:

— Какая дорога ведёт в рай?

Какой-то прохожий, засмеявшись, ответил ему:

— Первый поворот направо…

Ясин сказал, обращаясь к Рияду Калдасу:

— Верите, что этому человеку уже перевалило за сто ещё лет этак десять назад?..

Рияд засмеялся:

— В любом случае, это уже не человек…

Камаль с нежностью смотрел на шейха Мутавалли: тот напомнил ему отца. Он считал его одной из достопримечательностей этого квартала, как и старую дорогу, мечеть Калауна, Красные Ворота. Он встречал многих людей, которые сочувствовали шейху, хотя старик не смирился с озорством мальчишек, которые свистели ему в лицо или ходили за ним по пятам, подражая его жестам.

Камаль с Ясином проводили Рияда до остановки и подождали, пока он сядет в трамвай. Затем они оба вернулись в Гурийю, и внезапно Камаль остановился и сказал Ясину:

— Тебе пора отправляться в кофейню…

Ясин резко возразил:

— Ну нет, я останусь с тобой…

Камалю лучше всех остальных был знаком темперамент брата, и потому он сказал:

— В этом нет никакой необходимости…

Ясин

подтолкнул перед собой Камаля и сказал:

— Она моя мать столько же, как и твоя!

Камаля внезапно охватил страх за Ясина! Правда, жизнь в нём била ключом словно в огромном верблюде, но до каких пор он будет терпеть жизнь, переполненную страстями?.. Сердце его наводнила скорбь, но вдруг мысли вернули его в лагерь Ат-Тур.

«Я верю в жизнь и в людей», так он сказал. «И считаю себя обязанным следовать высоким идеалам, пока верю, что в этом и заключается правда, а отступление от этого является малодушием и бегством. Я также считаю своим долгом восстать против тех идеалов, что считаю ложными, и отступление от этого будет предательством!

Ты давно спрашиваешь себя — что есть правда, а что — ложь? Возможно, сомнение есть своего рода бегство, как и суфизм, и пассивная вера в науку. Можешь ли ты быть идеальным учителем, идеальным супругом и вечным революционером?!»

Когда они поравнялись с магазином Аш-Шаркави, Ясин остановился и сказал Камалю:

— Карима попросила меня купить некоторые принадлежности для будущего новорожденного… С твоего позволения…

Они вошли в маленький магазинчик, и Ясин принялся выбирать вещи для будущего ребёнка: пелёнки, чепчик, сорочку… И тут Камаль вспомнил, что его чёрный галстук, который он не снимал почти год в знак траура по отцу, износился, и ему нужен новый, чтобы предстать в нём в ещё один скорбный день. Когда продавец закончил дела с Ясином, он обратился к нему:

— Пожалуйста, дайте мне чёрный галстук…

Каждый из них взял свой свёрток, и вместе они покинули магазин.

Закат тихо источал по капле бронзу, пока они вместе бок о бок шли домой…

Конец 3 тома