Как Бобры на Лося ходили
Шрифт:
И дубиной своей погрёб. Это он так на себя командование взял. Мы на лесине сидим, дрожим, а над нами тучи собираются.
– Потонуло ружьишко наше… - это я Сове говорю.
А она сидит, глазом луп-луп, огорчается.
Ружьё Сова когда-то припёрла. Откуда у Совы этой ружьё, мы с Хорём всё пытали-пытали, да так и не вызнались. Молчит, только странно так смотрит. Мы уж его потом
Да вот не уберегли, да…
А ветер крепчает, волна поднялась уже, и кажется нам, что никакие мы не моряки, а самые что ни на есть сироты. Дождь пошёл, гром грянул - и началось светопреставление.
– Мама!
– кричу.
Вцепились только в бревно, и ну нас болтать, всё равно как бельё стираемое. Смотрим: камень большой, а мы на него несемся, что есть мочи и благим матом орём: а-а-а!
Трах! Бабах!! Кря!!!
И лежим это мы на камне - жалкие обломки кораблекрушения. Молнии сверкают, волны хлещут и вода поднимается!
Тут Хорь кричит:
– Глядите - плывёт кто!
И верно: совсем рядом голова большая виднеется.
– Урра-а!!!
Голова губастая ближе подплыла, Хорь и спрашивает:
– Ты кто будешь-то, благодетель?
А голова говорит:
– Лось.
Мы так и сели.
– Лось?
– говорим.
– А рога где?
– В бороде, - отвечает, - весна же.
– И что?
– говорю.
– Что, что… Сбрасываю.
– Ах, ты… - захрипел Хорь и дубину поднял.
– Ах ты, подлец…
Замахнулся и в воду - бултых! Ветром сдуло. А Лось обиделся.
– Дураки вы, - сказал и дальше поплыл.
Хорь на камень полез злой - отплёвываться.
– Ну, погоди, - шипит, - гнида, ещё доплаваешся…
Вдруг Сова запричитала:
– Ай-яй-яй, батюшки! Что ж делать теперь будем? Ты зачем, гад, Лося спугнул?!
Смотрю: а вода уж до верха самого добралась.
– Ну, - говорю, - вот она, смертушка!
Задрал голову, гляжу в небо, каюсь. Туч клочки носит, а между них ворона дурная шарахается, всю картину, тля, портит.
Тут меня осенило:
– Мама родная! Сова, - кричу, - ты же, так тебя-перетак, птица!!! У тебя ж крылья есть!!! А
Сова глазами - хлоп-хлоп.
Хорь дело просёк, ухватил её за хвост и кричит:
– Лети, дура! Ну, лети, миленькая! А?
Сова сконфузилась:
– Да я не знаю… Мне это…, неудобно как-то.
– Я те дам - неудобно!!!
И мы полетели. Поначалу неудачно весьма, потом Сова разошлась, крыльями машет - аж дух захватывает. Мы с Хорём ногами болтаем, песни поём разные.
Так и летели: над Лесом Тёмным и над Болотом. Низко, правда, но всё равно - хорошо. А как Поле кончилось, Хорь орёт:
– Всё!
– орёт, - всё! Посадку давай!
Мы на землю - шлёп, отряхнулись, и домой пошли. Идём мокрые, молчим и друг на дружку не смотрим.
Я покашлял и говорю:
– Слушай, Сова. А чего раньше не летала?
– Не знаю, - вздыхает та, - вы как-то всё пешком-пешком, ну и я тоже…
Тут Хорь встал и говорит тихо:
– Гляди-ка, рога!
И точно: лежат себе рога. Видно, Лось проходил, сбросил.
– Ну, - говорим, - Сова. Бери теперь, вот уж.
А Сова говорит:
– Ну их!
– Нет, - говорю, - это нам за страхи такие мзда. Логическое, так сказать, завершение.
Постояли мы, взяли рога и пошли вприпрыжку…
VI
Да. И вот, значит, сидим это мы у меня дома: Я, Хорь и Сова. Хорь тому с час назад глянул хитро, да с бадьёй из подпола вылез.
И вот сидим мы: Сова глаза таращит стеклянные, Хорь кружкой стучит - обниматься лезет, дрова трещат, за окном ветер воет, а я раз в двадцатый наяриваю на баяне ''Яблочко».
– И-и… - говорит Хорь, - сыграй!
– Эта… - говорю, - может, другого чего сыграть?
– Нее… - И сгребает нас осоловелыми ручищами: меня, стаканы, Сову.
– Не-е, играй! А то душа радуется, что ли…
кОнЕц.
Зоил Постепенный (Ялта, 1958).