Как читать книги
Шрифт:
– Не знаю. Давайте поищем.
Я сижу на одном из двух стульев, и мини-кухня сейчас кажется совсем мини. В хорошем смысле, уютном. Харриет занимает много места. Она находит чай – имбирь с персиком, мы с Вики, когда учились в средней школе, пили его по вечерам у себя в комнате, чтобы почувствовать себя взрослыми. Чайника нет, но Харриет достает кастрюльку и приспосабливает ее для дела. От того, как она хлопочет у меня на кухне – другого слова и не подберешь, именно хлопочет, – мир перестает нарезать вокруг меня крутые виражи.
– Вайолет,
Она продолжает хлопотать и продолжает говорить, находит две чашки, есть в ней какая-то успокаивающая сдержанность. Наверное, правила для волонтеров работают и на Воле.
– Вообще, Вайолет, подозреваю, что возьмись ты читать словарь, устроившись под деревом, птицы умолкнут и будут слушать тебя.
Ничего не могу с собой поделать, опять начинаю плакать. В тюрьме почти все новенькие в первую ночь плачут до утра. Иногда две ночи. Редко – три. Потом ничего. Я совсем не плакала, ни в первую ночь, ни после, потому что мама наплакалась за нас двоих. Наверное, слезы прячутся в организме, пока не наступает время им вытечь. Свободно. В открытую.
Наверное, я теперь могу плакать в открытую.
Пока закипает вода, Харриет критически оглядывает мою квартиру – без ковров, без занавесок, без картин и без книг.
– Надо найти тебе что-нибудь почитать.
Ее голос для меня – сама красота. Рожок там или как она сказала.
– Книги не решат моих проблем, Харриет.
– Не решат, но помогут понять твои проблемы, взглянуть на них со стороны. Дадут проблемам дышать.
– Я не могу вернуться в книжный магазин.
– Конечно, можешь, и вернешься. – Она разливает кипяток. – Но не сегодня.
Аромат имбиря напоминает мне о Вики. О маме. О нашем доме на Стикни-стрит.
– А еще, – добавляет Харриет, – ты заведешь читательский билет. В Портленде чудесная библиотека, а ты живешь в шести кварталах от ее основного отделения.
Я делаю глоток.
– Спасибо, что помогаете мне, Харриет.
– Знаешь, Вайолет, у меня в твоем возрасте тоже не было мамы.
Предполагалось, что от этого мне сделается легче, но нет. Я представляю Харриет молодой и одинокой.
– Моя мама заболела, – рассказывает она. – Сестра училась в университете, отец занимался делами фермы, и ухаживать за мамой пришлось мне. За отцом, как потом оказалось, тоже. – Она качает головой. – Ему плохо давалась роль вдовца.
– Отец тоже умер?
– Довольно скоро. Сестра помогала, но она в то время уже жадно вбирала в себя большой мир, и попросить ее вернуться было бы чересчур.
Харриет делает глоток чая. На ее чашке ярко-розовыми буквами написано: СТРЕМИСЬ К ВЫСШЕМУ БЛАЖЕНСТВУ. На моей: БУДЬ СОБОЙ, ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ РОЛИ ЗАНЯТЫ.
– Потом мне пришлось избавляться от фермы, и когда завязалась тяжба о том, где должно проходить размежевание с
– Ух ты.
– Он был адвокатом по имущественному праву. Решил все мои проблемы, и я вышла за него. – На лице ее мелькает быстрая улыбка. – Ромео и Джульеттой нас не назовешь, но я достаточно его любила, чтобы быть достаточно счастливой. Родила двух дочерей, одну за другой, и прожила хорошую жизнь. Мы чудесно относились друг к другу. Преданно.
– Но ведь он умер, Харриет. Вы сказали нам в Книжном клубе, что Лу умер.
– Да, и тогда я пошла учиться в колледж и стала учительницей, а если бы я этого не сделала, то сейчас не сидела бы здесь с тобой. – Она поднимает чашку, словно для тоста. – Жизнь полна неожиданностей, Вайолет. Ты пей-пей, почувствуешь себя лучше.
Я повинуюсь, и она оказывается права – мне становится лучше. Но когда она собирается уходить, мне опять тошно. Она смотрит на меня так, будто я – пальто, которое она собирается купить. В голове моей так и отстукивает: «Купи меня».
– Я живу в Белмонте, тут недалеко. Можно автобусом, но можно и пешком, если тянет на подвиги.
– Меня тянет. – Полнейшая ложь. Тянет меня зарыться в яму.
– Тогда почему бы тебе не заглянуть ко мне на ужин в четверг, часов в шесть? В пятницу заседание Книжного клуба, и, может, опробую на тебе кое-какие вопросы. – Она записывает адрес на магнитном блокноте, который Вики прилепила на холодильник. Блокнот озаглавлен «ГЕНИАЛЬНЫЕ МЫСЛИ». – Ограничения в еде есть?
В ответ я смеюсь, и она следом – в тюрьме мы ели все, что нам давали, так что получилась тюремная шутка.
– Харриет, я приду. – Я стараюсь, чтобы это не прозвучало уж очень пылко, но, если честно, меня уже переполняет нетерпение.
Она достает из сумки расписание автобусов.
– Тебе надо дойти пешком до Конгресса. А там маршрут номер 4.
– Сколько стоит проезд?
– Я покупаю месячный проездной. С парковкой тяжело, а поездка в автобусе расслабляет. Кажется, одна поездка стоит доллар пятьдесят. У тебя есть мелочь?
– Думаю, да. Я сегодня в «Ренис» белье покупала.
– «Приключение Мэна», – отвечает она слоганом «Ренис», и как же странно мне слышать собственный смех, дважды за две минуты. Если умереть прямо сейчас, то будет норм. Я бы включила этот смех в свою эпитафию.
– Харриет?..
– Да, Вайолет.
– Надо говорить водителю автобуса, куда я еду, или как?
И тут ее вдруг осеняет, что я не очерствевшая в тюряге, прогнившая от жизненного опыта преступница. Что я просто баптистская дурочка из Эбботт-Фоллз, штат Мэн, которая ни разу не ездила на городском автобусе. За решеткой девчонки иногда звали меня Синди Лу Ху. Но я там была не одна такая. Киттен варила мет в Карибу, но дальше Бар-Харбора не бывала, да и туда попала, когда их возили на концерт их школьной музыкальной группы.