Как Ельцин стал президентом. Записки первого помощника
Шрифт:
В гостинице собрался консилиум, который и подтвердил прежний диагноз: застарелая грыжа изменила форму и защемила нерв. Одна нога была почти парализована. Нужно срочно решать — оперировать или нет. Сначала Борис Николаевич наотрез от «ножа» отказался, поскольку знал, что это за операция. Ведь при неудачном ее исходе можно на всю жизнь остаться парализованным. У нас в Союзе после таких операций люди проводят по полгода в больнице на строгом постельном режиме. Случись подобное — прощайте, выборы, прощай, работа, борьба…
Я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не переводчица Галина Гонсалес: она сидела у него в палате,
Главным ее доводом было то, что «так хорошо, как в Барселоне, нигде вам операцию не сделают». А профессор Льевет действительно готов был оперировать и заверил нас, что все кончится хорошо. И что буквально через 3–4 дня Борис Николаевич сможет стать на ноги. И тем не менее, нас с Ярошенко попросили дать расписку, что мы не против хирургического вмешательства. Мы, естественно, согласились, предварительно поставив в известность самого Ельцина. Нам сказали, что оперировать его будут немедленно.
В 11 вечера его увезли из палаты № 326 в операционную. Ярошенко поехал на ТВ, чтобы выступить вместо Бориса Николаевича. Мы же с Галиной Гонсалес «болели» у дверей операционной. Вскоре к нам присоединился Ярошенко, возвратившийся с ТВ. К этому времени операция уже закончилась, и Бориса Николаевича положили в реанимационное отделение. Ночью я позвонил Наине Иосифовне и сказал ей, чтобы она не волновалась, поскольку операция прошла успешно и оснований для волнений нет. (По советскому телевидению показали профессора Льевета, который перед телекамерами держал на ладони раздробленный позвонковый диск, извлеченный из позвоночника Б.Н. Ельцина.)
1 мая 1990 года Бориса Николаевича перевели в обычную палату, куда мы всей группой и завалились, чтобы его проведать, поддержать. Настроение у всех отличное, хотя полной уверенности в положительном исходе операции не было. Но все же — операция прошла без осложнений, и это обнадеживало. Огромные букеты цветов прислал и хозяин нашего отеля, и мэр Барселоны.
Профессор Льевет очень напоминал доктора Айболита — исключительно добрый и внимательный человек. На все наши вопросы он твердо заявил: «Господин Ельцин скоро сам встанет на ноги и начнет ходить». Когда мы пришли к нему в палату, он был весел и слушал по радиоприемнику музыку. Однако, оберегая его покой, нас вскоре выпроводили из палаты, и мы отправились в район старой Барселоны с ее средневековыми улочками, домами и старинным собором.
Вечером Бориса Николаевича посетил президент Каталонии и в шутливой форме выразил удовлетворение, что именно в его провинции оказана медицинская помощь столь знаменитому человеку. Вечером мы снова навестили нашего больного.
Утром 2 мая нам довелось оказаться свидетелями триумфа испанской нейрохирургии. Ельцин, по требованию врача, должен был сам… встать с кровати. И, вопреки нашим страхам, он самостоятельно поднялся на ноги и… сделал первый шаг. Начал с правой ноги. И этого шага было достаточно, чтобы он сграбастал в охапку своего спасителя Льевета и расцеловал его. А еще до операции в госпитале сшили специальный кожаный корсет, который ему и надели.
Наступил кульминационный момент: доктор приказал Борису Николаевичу бросить костыли.
Ельцин очень волновался, боялся упасть, но, видимо, соблазн удостовериться, что операция прошла успешно, заставил его отбросить в сторону костыли и сделать два шага. Нас охватило
Позже до нас дошли воистину сенсационные сообщения о первомайской демонстрации в Москве. Впервые за 73 года празднования с трибуны Мавзолея ушел глава государства — под свист и улюлюканье демонстрантов. Испанские газеты это событие обсуждали очень бурно, в связи с чем буквально засыпали нас вопросами. Б. Н. Ельцина это сообщение мало удивило.
Днем он давал интервью телевидению и газетам, ходил тихонечко по палате, поднимал то одну, то другую ногу, демонстрируя искусство испанского врачевателя. Борис Николаевич с удовольствием позировал, чем приводил в восторг собравшихся журналистов. 3 мая он уже вовсю ходил по больнице, разговаривал с газетчиками, встречался с издателем, опубликовавшим его статьи и интервью, и даже вел беседы с министром строительства и экономики.
Иностранные журналисты провели небольшую пресс-конференцию, на которой присутствовали и учредители, внесшие средства на постройку госпиталя. Почетный председатель Фонда сказал: «У нас в госпитале 460 одинаковых палат. И президент, и премьер-министр, и рабочий — все пользуются здесь совершенно одинаковыми условиями». И действительно, рядом с Ельциным находилась палата, в которой лежал рядовой испанец. Ему также сделали операцию. И к нему подход был точно такой же, как и к Ельцину.
Из Испании улетали 5 мая утром. Накануне вечером Борис Николаевич сфотографировался с персоналом госпиталя — медсестрами, врачами. Ему сделали весь комплекс анализов — там это обязательная процедура для каждого, кто выписывается. Проверяют все: работу сердца, печени, почек, состав крови и т. д. Потом дают на руки историю болезни, которую можно взять с собой. Передавая Борису Николаевичу историю болезни, врач сказала: «Этот человек совершенно здоров. У него небольшая травма, но это пройдет. Мы ему желаем, чтобы он таким оставался подольше».
Проводили нас очень тепло. Лететь нужно было сначала в Лондон и уже оттуда в Москву. Наше посольство связалось с посольством в Лондоне, чтобы Борису Николаевичу предоставили возможность хоть немного отдохнуть после перелета. Летели два с половиной часа, потом полуторачасовой отдых в лондонском аэропорту и еще три с половиной часа утомительного полета. В Москве Бориса Николаевича ждали тысячи людей. Ситуация оказалась непростой: народ кольцом окружил Ельцина, пройти было невозможно. На втором этаже подготовили зал, и представители прессы просили, чтобы Ельцин там провел пресс-конференцию. Но для этого нужно было по крутой лестнице подниматься наверх, и мы ему отсоветовали. Борис Николаевич принял решение ехать домой. Мы с трудом протиснулись к машине — люди, плотно окружив ее, скандировали: «Ельцина в Президенты».
Борис Николаевич поехал домой со своими доверенными липами, которые работали с ним в прошлую избирательную кампанию, а я остался получать вещи. Когда привез их к нему домой, застал Ельцина за обсуждением событий первомайской демонстрации. В Испании мы видели только обрывки телепередач. У самих испанцев создалось впечатление, что Горбачева освистали и он покинул трибуну Мавзолея. Это их страшно раздосадовало. Когда Ельцину задавали вопрос: «Как Вы считаете, какой будет демонстрация?» — он отвечал: