Как избежать соблазна
Шрифт:
До этого момента Грант даже ни разу не вспоминал о ней.
Что же он за мужчина, если, имея близкие отношения с женщиной, потом с легкостью выбрасывает ее из своих мыслей? Мужчина, у которого есть много другого в голове? Или который никогда не позволяет себе до конца опустить барьер между собой и другими?
Он не холодный и не отчужденный. Он просто поглощен своей работой, вот и все. У него много друзей, много знакомых.
И все же он, не потрудившись поискать себе жену, устраивает брак по расчету с женщиной, которую никогда раньше даже не встречал. Или он боялся, что в поисках ему надо будет изображать интерес к кому-то еще,
Господи, он и в самом деле был холодным и отчужденным.
Пока в Роузмур не приехала Джиллиана.
Он и прежде испытывал желание, знал страсть во всех ее обличьях, но никогда она не захватывала его так, как сейчас к Джиллиане. Гранту хотелось знать все малейшие нюансы того, что она чувствовала. Вспыхивала ли ее кровь так же быстро, как у него? Билось ли так же часто сердце? Чувствовала ли она, словно парит высоко над землей, в момент наслаждения, и странную грусть потом, когда все закончилось? Странные вопросы, над которыми никогда раньше.
Грант не задумывался, не говоря уж о том, чтобы хотеть поделиться ими.
Ему никогда ни с кем не хотелось поделиться и своими знаниями, как хотелось теперь поделиться с ней. Например, Гранту очень хотелось сообщить Джиллиане, что он отложил пока болотный газ и занялся опытом по намагничиванию поверхности.
Не было никого другого, кому он мог это рассказать. Никого, кому это было бы интересно.
Пленила ли Джиллиана его только потому, что красива и что у него уже довольно давно не было женщины? Или потому, что его пугает предстоящая женитьба и он жалеет, что затеял все это?
Грант не знал ответов, но чувствовал, что уже устал задавать себе вопросы. Ему хотелось на время забыться. Не думать ни о прошлом, которое не отпустит его, ни о будущем, которое простирается перед ним, как долгая, пыльная и одинокая дорога. Сейчас ему хотелось бы быть кем-то другим, а не тем, кто он есть.
Воспользоваться обстоятельствами? Черта с два!
Майкл принес ей обед, и хотя Джиллиане казалось, что она не сможет ничего съесть, при виде ростбифа аппетит вернулся к ней. Еще был вкусный хрустящий хлеб, а на десерт что-то напоминающее грушевую тартинку. И горячий шоколад был абсолютно восхитителен. Открыв маленькую фарфоровую емкость, Джиллиана обнаружила там горчицу – густую, острую горчицу, которая сделала вкус ростбифа еще лучше.
Еда казалась ей вкуснее, чем когда-либо прежде. Может, потому, что она потеряла надежду дожить до следующего дня? В туманных воспоминаниях, оставшихся от болезни, ей представлялось, как страшно было ей ощущать внутри холод.
Покончив с обедом, Джиллиана откинулась на подушки и устремила взгляд в потолок. Признаки богатства присутствовали даже здесь, в комнате, которой Грант редко пользовался. Большая декоративная гипсовая розетка украшала середину потолка, и из ее центра свисала цепь с массивной хрустальной люстрой. По стене комнаты проходила веревка, соединенная со шкивом – очевидно, чтобы опускать люстру, когда надо было зажечь свечи, а потом поднимать всю конструкцию снова.
До того как принести обед, Майкл втащил в комнату платяной шкаф и трюмо. Распоряжение графа, с поклоном сказал он ей. Джиллиану это не удивило. Грант, как видно, решительно вознамерился держать ее здесь, но ее тюрьма будет роскошной.
Отставив поднос в сторону, Джиллиана соскользнула
В ящике трюмо лежали ее серебряная щетка для волос и гребень – подарок родителей на восемнадцатилетие и одна из немногих вещей, которые она взяла из дома.
Джиллиана нашла халат и накинула его, почувствовав легкое головокружение, когда подняла руки. Силы ее еще не восстановились, но этого следовало ожидать после того, как она была так близка к смерти.
Кто же хочет причинить зло графу Стрейтерну? Или кто-то пытался отравить именно ее? Джиллиана расчесала волосы, сожалея, что тот, кто был настолько добр, что принес ее вещи, не догадался захватить и шпильки. Вытащив ленту из одной из сорочек, потуже затянула ею волосы. Сейчас она была похожа на школьницу, невинную и наивную. Ничто из всего опыта двух прошедших лет, казалось, не отражается в глазах, словно отрава стерла горе, печаль и разочарование из памяти Джиллианы.
Ей нужно набраться храбрости и отправиться на поиски Гранта. Она должна сказать ему, что немедленно возвращается в Роузмур. Негоже, чтобы слухи последовали за ней в Эдинбург или Инвернесс. Положение любовницы графа Стрейтерна едва ли подходящий опыт для работы в качестве модистки или белошвейки.
Именно так она и должна поступить – немедленно покинуть Роузмур, найти работу и начать жизнь заново.
Ей нужно увидеть Гранта и сказать ему это. Она потребует, чтобы он позволил ей вернуться в Роузмур. А уже там просто скажет доктору Фентону и Арабелле – и, наверное, графине, – что была слишком больна, чтобы вернуться раньше. Им не нужно ничего знать про тот день, она же будет знать и будет хранить это воспоминание всю жизнь.
Но откуда взялось это радостное волнение, которое она чувствует? Грудь, кажется, так и вибрирует от громкого стука сердца, а дыхание прерывается от предвкушения – и все потому, что она собирается увидеть Гранта.
Но ведь ей следовало бы бежать в противоположном направлении и так быстро, как только могут нести ноги. Она должна покинуть Роузмур как можно скорее и снова стать сдержанной мисс Камерон. Джиллиана с ее безумными мыслями и импульсивностью должна исчезнуть навсегда. Снова.
Гранта, строго говоря, не в чем винить. Виновата ее собственная природа. Джиллиана смотрела на себя в зеркало, недоумевая, почему же так ярко блестят ее глаза.
«Джиллиана, он не может принадлежать тебе. Даже на время. Даже если он убедит тебя остаться здесь, ты не должна любить его. Это было бы величайшей глупостью на свете».
Но она уже полюбила. Она полюбила мужчину, который ей неровня, который гораздо выше по положению, мужчину, который скоро женится.
Но, ах, было нечто такое особенное в движении его рук, изгибе губ, когда он улыбался. Он чудесный любовник, и между ними не было неловкости, одна лишь радость.
Джиллиана вытянула руки, вспоминая, как обнимала его, как дотрагивалась до него, ласкала. Она все еще чувствовала обжигающий жар его тела под своими ладонями. Щекам стало тепло, и она не удивилась, увидев в зеркальном отражении выступивший румянец. Она не девственница, но в каком-то смысле, наверное, все еще невинна. Но невинность никогда не защищала ее от мира; напротив, она делала ее неподготовленной к жизни.