Как много в этом звуке…
Шрифт:
— В командировку, — ответила женщина напряженно.
— Дня на три? Подписать, согласовать, по магазинам южным побегать, начальству гостинчик сообразить, а? — Он шутя погрозил ей сильным толстым пальцем.
Женщина молчала, глядя на Федора почти с ужасом. А он уже отвернулся от нее, поднял голову, встретился взглядом с парнем в синем спортивном костюме.
— Костя, — сказал тот. — Кабинета нет, отдельного помещения нет, даже тесного. Холост.
— Ясно, что холост! Не был бы холост, вон там, за окошком, сейчас маячила бы симпатичная мордашка. Если не маячит, значит, холост. — Федор
— Чего это я с ней поругался? — отшатнулся красавец. — Ничего я с ней не ругался. Просто так… Откуда ты взял?
— Взял. Парень ты видный, понимание о себе имеешь, не будешь одиночеством маяться. А если ни одна проводить не пришла, мордень свой об стекло не давит, значит, поругались. Видно, про ту, новую твою знакомочку прознала.
— Откуда? — воскликнул Костя и тут же спохватился: — Что-то ты, Федя, не в ту сторону поскакал.
— Помиритесь, — успокаивающе протянул Федор. — Если сам, конечно, захочешь. Так. — Федор хлопнул большими ладонями по литым коленям, обтянутым штанинами. — Как я понимаю, друг дружку вы не знаете?
— Да, — кивнула Валерия Александровна. — До сегодняшнего дня мы не были знакомы. — Слова она выговаривала тщательно и неторопливо, стараясь этим поставить Федора на место.
— О! Значит, мы все тут на равных!
Услышав такое, Валерия Александровна вскинула подбородок и уставилась в окно. Видимо, ей вовсе не хотелось быть на равных с человеком, который открыто везет толстую вареную колбасу — она тускло поблескивала целлофановыми бликами где-то под ногами.
Поезд дернулся еле заметно, и поплыли, поплыли станционные здания, столбы, телефонные будки, следуя каким-то странным приличиям, побежали вслед за вагонами женщины. Остались эти приличия с тех непозабытых времен, когда вот так же, под тревожные духовые марши провожали надолго, а то и навсегда, когда не просто поезд отходил от перрона, нет, вместе с ним уплывала прежняя жизнь, уезжали люди, без которых все дальнейшее теряло смысл. С тех времен прошло пятьдесят лет, но что это для обычаев! Годы только освятили их. И бегут женщины, размазывая косметику по щекам, бегут, провожая родных и близких под крымское безжалостное солнце, под пальмы в Гагре, чреватые опасными и непредсказуемыми знакомствами.
— Поехали, — грустно сказал Федор, поскольку и в его душе что-то дрогнуло, защемило. — Поехали. — И он посмотрел на свои старенькие, с исцарапанным стеклом часы. — На три минуты уже опаздываем.
— Нагоним! — бросил Костя. — Подумаешь — три минуты! Делов-то!
— Больно богатые стали, — проворчал Федор. — Три минуты для нас не время, три рубля не деньги, три человека не в счет… Нагоним, наверстаем, перебьемся… Уж сколько веков все наверстываем, а результатов не видать.
Олег Алексеевич изумленно поднял брови и с интересом посмотрел на Федора. Ну-ну, дескать, это забавно, что ты еще скажешь? Но Федор ничего не добавил. Он неотрывно смотрел в окно, смотрел, когда кончился перрон и отшатнулись в прошлое опечаленные толпы провожающих, когда замелькали вросшие в землю избы, серые поля, ободранные и какие-то обесчещенные полустанки.
— Простите, — Валерия Александровна обратилась к Федору с такой вежливостью, что все без труда уловили издевку, —
— Колбаска? — не понял Федор. — Ах, колбаска… — Он был более поощрен вниманием к себе, нежели оскорблен вопросом. — Да ее завтра же всю умолотят подчистую!
— А то я смотрю, у вас прямо оптовые закупки. — Валерия Александровна посмотрела на всех по очереди, как бы приглашая присоединиться к ее улыбке.
— Горючее нужно, — ответил Федор виновато. — А у нас этого добра и к празднику не найдешь.
— С такими аппетитами скоро и у нас ее не увидишь.
Федор с недоумением осмотрел Валерию Александровну от кончиков домашних туфель до тощего узелка волос на затылке, усмехнулся понимающе.
— Не в обиду будь сказано, вы сколько весите? — спросил он. — Центнера полтора? Ну, три пуда туда, три пуда сюда… Угадал?
— А к чему вы это спрашиваете? — Валерия Александровна так налилась краской, как не бывало с ней, наверное, со времени брачной ночи.
— К тому, что колбаса, которую вы так неохотно отпускаете из вашего города, сработана из скотины, выращенной на наших полях. Но когда эту скотину гонят сюда, вы не возражаете, полагая, что так и должно быть. А когда я везу домой это сырое месиво в целлофановых трубках, вы сразу про аппетит… — Федор пересел поближе к окну, давая понять, что разговор о колбасе закончен. Теперь он оказался напротив Олега Алексеевича. — Как вам это нравится? — Он кивнул, показывая что-то за окном.
— Вы о чем? — Олег Алексеевич приподнялся.
— Не видите?
— Видеть вижу, но… Необычного…
— У самых путей! Видите?!
— А что там? — Костя оторвался от детектива и тоже уставился в окно. Преодолев обиду, искоса посмотрела в окно Валерия Александровна. И не увидела ничего, кроме пустых полей, серых заборов, низкого неба. Согнувшись под мелким дождем, брели через лужи прохожие, разбрызгивая жидкую грязь, несся куда-то разболтанный грузовик.
— Ну? — Федор требовал ответа. — Что там?
— Родина! — хохотнул Костя.
— Нет, я не о том, — грустно проговорил Федор. — Там преступление.
— Где?! — Валерия Александровна, всколыхнувшись всем телом, приникла к окну.
— Смотрите, сколько рельсов, балок, щебня, бетона… Это же миллиарды рублей! Годы работы! Опять придется нагонять, наверстывать, перебиваться… Вот из-за того я и приезжал сюда, надеялся привлечь внимание. Не удалось.
— А вы, оказывается, патриот. — Валерия Александровна посмотрела на Федора с одобрением. — Похвально, похвально с вашей стороны. Да, к сожалению, есть еще случаи, когда отдельные наши хозяйственники пренебрегают иногда некоторыми своими обязанностями.
— Какие, к черту, случаи! — взревел Федор, поднявшись во весь рост. — Тут на каждом километре нужно по следователю ставить!
Олег Алексеевич из вежливости посмотрел в окно, и его улыбка на тонких губах становилась все откровеннее, по мере того как мимо проносились завалы бревен, катушки с кабелем, почерневшие от времени деревянные ящики с каким-то оборудованием.
— Вам обязательно нужно написать в газету, — наконец произнес он. — В письме необходимо указать…
— Писал.
— И что же? Ответили?