Как много в этом звуке…
Шрифт:
Она помолчала, медленно водя пальцем по изморози на столе.
— Знаешь, я продрогла. Возьми, пожалуйста, еще кофе… Видишь, даже стакан уже не оставляет кружочков. Остыл.
Я встал, подошел к стойке. В ожидании буфетчицы обернулся. Женщина сидела ко мне вполоборота и медленно водила пальцем по столу. На нем оставались треугольники, квадраты, постепенно превращаясь в домики, над их крышами заколебался дымок, появились снежинки, полумесяц, под окном домика возникла ель — примерно такие открытки выпускают под Новый год… На эту картинку она положила кленовый
— А чего ты больше всего хочешь сейчас? — спросила она, когда я поставил на стол два стакана кофе.
— Сейчас? Осени. Как можно больше осени.
— Как это понимать?
— В самом прямом смысле слова.
Она не поняла, и в ее глазах скользнуло превосходство. Это было знакомо. Когда люди не понимают, они, снисходительно соглашаясь, кивают. Еще минута, и она будет счастлива, что все вышло так, а не иначе.
— Ты куда сейчас идешь? — спросила она.
— На вокзал.
— Уезжаешь?
— Посмотрю, какая там осень. Зеленые вагоны покрыты изморозью, над электровозами розовый пар, на рельсах холодные солнечные блики… Хватит?
— Мы, кажется, опять переходим на разные языки.
— Что это у тебя? — спросил я.
— Сумка… Разве не видишь?
— Хозяйственная? Идешь на базар?
— Да, — ответила она, и я понял — еще один такой вот вопрос, и она уйдет, не сказав больше ни слова.
— Я тебя провожу. Посмотрю, какая осень на базаре. Там сейчас продают астры. Остались только астры. Холодные, лиловые, в цинковых ведрах… А ведра в изморози. На булыжниках стоят… И булыжники…
— Где ты был летом? — спросила она.
— В Крыму.
— Коктебель?
— Да… Как и пять лет назад.
— Я тоже была там пять лет назад… В бухты ходили, на Карадаг поднимались, на Чертов палец… Помнишь, это был год, когда прошел слух, что одна женщина сорвалась с этой скалы… Ее потом пришлось по частям собирать, чтобы хоть что-то похоронить. Кстати, она была из нашего города.
— Да, что-то похожее я слышал.
— Ты знаешь эту женщину… Это была я.
— Как это произошло? Случайно?
— Не совсем.
Я поднялся и посмотрел на стол. Он был покрыт нетронутым слоем изморози. Ни домика под угластым солнцем, ни кружочков от стаканов. И на алюминиевом стуле уже, наверно, месяц никто не сидел. И пустые холодные прилавки. И дверь, запертая на большой висячий замок. Сквозь мертвую виноградную листву пробился солнечный луч, и замок вспыхнул холодным пламенем изморози.
Дверь гастронома открывалась не полностью, приходилось давить на нее изо всей силы, чтобы спрессовать нападавший снег и протиснуться в узкую, высокую щель. Я подпер ногой дверь и, подняв перед собой чемодан, проскользнул внутрь. Дверь тут же бросилась за мной, с размаха ударилась о порог и задергалась, забилась на петлях, похоже, от злости. Поставив чемодан на усыпанный мокрыми опилками пол, я снял шапку и ее теплым нутром снял с лица корку снега.
Покупателей было немного, все они торопились побыстрее
— Девушка, — наконец решился я, понимая, что уже в самом этом обращении таится комплимент, — мне бы водки купить, а?
— До восьми водка, — ответила она, отвернувшись.
— Как же быть, девушка? Ведь не знал я… У нас такого порядка нет, а?
— Приходи утром. — Почему-то считается, что к покупателям водки нужно обращаться на «ты». — Если, конечно, нас не занесет к тому времени.
— А мне на поезд надо.
— Езжай трезвым.
— Так не себе же я водку беру!
Продавщице, видимо, наскучил разговор, и она вообще отвернулась. Я потоптался, окинул взглядом пустые полки, на которых еще недавно, до начала тайфуна, стояли кульки с пряниками, рыбные консервы, пакеты с макаронами, сахаром… Всё размели, едва поступило предупреждение о непогоде. Я снова попытался что-то объяснить, но продавщица опять заговорила с подругой из соседнего отдела.
— Девушка, мне нужен заведующий! — строго сказал я. — Позовите его, пожалуйста!
— Во-во! Ему только тебя и не хватало, ха! Весь день страдал наш заведующий и не знал отчего… Оказывается, тебя дожидался.
— Где его кабинет?
— А неприемный день сегодня, понял?
— Это почему?
— Нездоровится нашему заведующему! — Обе девушки рассмеялись весело, но опасливо.
— Что же у него болит? — спросил я.
— Вот уж не знаю, что в таких случаях болит! У кого что — голова, печенка, селезенка… У некоторых совесть начинает пошаливать, угрызения всевозможные, ветер в кармане… Впрочем, какой ветер — сквозняк! — Девушки опять рассмеялись. — Вот у тебя, к примеру, что болит в таких случаях?
— Язык во всяком случае не болит. Где заведующий?
— А вон за спиной дверь… Зальют глаза и не видят ничего… Только не вздумай заведующим его назвать! Директор он!
Директор сидел, положив руки на стол, и с грустью смотрел в простирающееся перед ним пространство. Я знал эту грусть, эту печаль, эту задумчивость и сразу проникся уважением к пожилому, усталому человеку, сидящему передо мной.
— Ну? — сказал директор, не поворачивая головы. — Чего тебе? За водкой пришел?
— Как вы сразу… Я даже подготовиться не успел.
— А нечего готовиться. Не ты первый, не ты последний. Не дам. И не проси.
— Нет, вы послу…
— Сказал, не дам — и кончен разговор. Тайфун за окном, напьешься — к весне не найдут.
— Уезжаю я сегодня. Час до отхода поезда, нельзя мне без водки возвращаться. За ней и приехал. Бригада послала. Свадьба у нас.
— Как свадьба? — В глазах директора шевельнулся интерес, и он медленно, превозмогая страшную боль где-то внутри головы, поворотил ко мне свое лицо.
— Да как… Очень просто. Собрали деньги на водку, на командировочные расходы, прибавили суточные, дорожные… Жених с невестой благословили… И отправили.