Как много в этом звуке…
Шрифт:
Двадцать четвертых домов действительно оказалось три. Расположенные буквой «П», они замыкали большой двор с детским садом, школой и заброшенной хоккейной площадкой. Дома были девятиэтажные, блочные и какие-то непривлекательные — с ржавыми потеками, которые тянулись от железных прутьев балконов, кое-где застекленных, развешанным для просушки бельем, сваленным на них хламом…
Почту Ваня нашел быстро — она располагалась в одном из этих домов. Возле входа висел телефонный автомат — ныне большая редкость в Москве. Сняв с крючка трубку,
Посидев с полчаса на отсыревшей скамейке и освоившись с новой обстановкой, Ваня постонал, покряхтел, что-то преодолевая в себе, и наконец как-то подневольно подошел к автомату.
— Капитан Зайцев? — спросил он, услышав знакомый голос.
— Ну?
— Ваня беспокоит.
— Какой Ваня?
— Бомжара, блин! — освоившись, Ваня решил, что немного фамильярности не помешает.
— А! — разочарованно протянул Зайцев. — Давно не виделись… Как поживаешь, Ваня?
— Спасибо, плохо. Слушай, капитан… Тебе задание… Записывай… Улица Пржевальского, дом двадцать четыре… Там три корпуса — охватить надо все три. Позвони на почту…
— А почему на почту? — спросил Зайцев, не вполне еще соображая, о чем ему говорит бомж.
— Не хочешь на почту — позвони в пожарную команду. Но лучше на почту. Нужно узнать, кто из жителей этого дома выписывает газету «Коммерсант».
— А зачем мне это нужно?
— Чтобы сообщить мне.
— А тебе на фиг?
— Для пользы дела.
— Так, — протянул Зайцев. И еще раз повторил: — Так… Ты где сейчас?
— Возле дома номер двадцать четыре. Звоню от почты.
— Еду!
И Зайцев бросил трубку.
А минут через пятнадцать быстрой, порывистой походкой вышел из остановившейся машины и, подойдя к скамейке, с ходу сел на нее.
— Ну? — требовательно произнес он, не глядя на Ваню. — Слушаю.
— Она здесь жила, — Ваня кивнул на громаду дома.
— Кто?
— Эта женщина.
— Какая женщина? — терпеливо спросил Зайцев, но чувствовалось, что терпения у него немного, совсем немного.
— Как тебе объяснить, капитан… Женщина… Чей палец я нашел на свалке.
— Это ты по пальцу узнал ее адрес?
— Да, — кивнул Ваня. — По пальцу.
— На нем больше ничего не было написано?
— Было… Могу рассказать.
— Ваня… — Зайцев пошевелил желваками — видимо, его терпение заканчивалось. — Не тяни кота за хвост.
— Хорошо, — вздохнул Ваня. — Значит, так… Ей около пятидесяти… Может, немного поменьше… Было.
— Что значит было?
— Вряд ли она живая… Похоже, она неплохо жила, в достатке… Но что-то случилось — ушел муж… Или помер… А женщина незакаленная… И дрогнула. Чтоб тебе, капитан, было понятно… Опустилась. Слегка. Потеряла к себе интерес…
— Это все тебе палец нашептал?
— Все он… Я тебе еще не все рассказал…
— Пока достаточно. Теперь о «Коммерсанте».
— Газета так называется… Палец в нее был завернут. Газета целевая, случайный человек ее не купит… А уж коли
— Каких пыток, Ваня?
— Ее же пытали, капитан!
— С чего ты взял?
— Ну… Люди с собственными пальцами так просто не расстаются. Только по принуждению. В наше время пытают в двух случаях — узнать, где деньги лежат, или же заставить человека подписать какие-то бумаги… Деньги у нее вряд ли были, а вот бумаги… Скорее, бумаги… Я мог бы еще кое-что сказать тебе, капитан, но боюсь, это преждевременно… Ты не поверишь.
— Конечно, не поверю! — Зайцев поднялся, постоял в раздумчивости, раскачиваясь взад-вперед. — Хорошо. Я выполню твою просьбу. О результатах доложу лично. Где тебя найти?
— Сороковой километр, — Ваня беспомощно развел руки в стороны. — Где же еще… Там теперь мое место. В картонной коробке из-под телевизора. Неплохая коробка, — продолжал Ваня вполголоса — он уже разговаривал сам с собой. — Только вот сырости боится… Протекает, морщится и перестает быть коробкой.
— Хорошо, Ваня, — Зайцев похлопал бомжа по плечу. — Я все сделаю.
— Только это… Не тянуть бы… Можно опоздать.
— Куда опоздать? — оглянулся Зайцев уже от машины.
— За событиями можно не поспеть.
— Будут события?
— Грядут, — улыбнулся Ваня.
— Неужто убийство опять затевается? — куражась, спросил Зайцев.
— Наконец-то, капитан, ты начал что-то понимать. У нее же родственники, наверно, есть… С ними тоже будут разбираться.
— Ну ты даешь! — протянул Зайцев и с силой захлопнул дверцу машины.
Через два дня Ваня проснулся от громких стуков — кто-то колотил по картонному верху его коробки. Выбравшись наружу, он увидел капитана. Тот стоял с суковатой палкой в руке и радостно улыбался.
— Я приветствую вас в это прекрасное утро! — весело сказал Зайцев.
— Тем же концом по тому же месту, — проворчал Ваня, разминая ладонями слежавшееся за ночь лицо. Потом, кряхтя, поднялся, присел — ноги тоже затекли, все-таки коробка была ему тесновата.
— Как прошла ночь? — продолжал веселиться Зайцев.
— Прошла, и слава богу.
— Что снилось, Ваня?
— Собаки снились… Большие добродушные собаки.
— Собаки — это хорошо, друзья навестят.
— Не навестят… Потом оказалось, что это были волки. Кстати, ты поосторожней здесь… Собаки дичают, сбиваются в такие стаи… Любого волка задерут. Одного новенького недавно до костей обглодали…
— Насмерть?! — ужаснулся капитан.
— Кости растащили по свалке! В таком виде человек уже не может оставаться живым, природой не предусмотрено. С другой стороны, сам виноват. Неправильно повел себя с собаками.
— А как себя надо с ними вести?
— И не только, кстати, с собаками… Со всеми надо вести себя уважительно, — Ваня сел на траву и прислонился спиной к березе. — Слушаю тебя, капитан. Докладывай.
Зайцев помолчал, склонив голову набок — его, видимо, озадачили слова Вани.