Как много в этом звуке…
Шрифт:
— Знаю я этот клей… Но в продаже силикатного давно нет.
— Зато ты наверняка не обнаружишь его в каждой из двенадцати квартир. Только в одной. В которой убийца и проживает. И еще… Не вздумай чашки из-под кофе помыть.
— А что там? — обессилевшим голосом спросил Зайцев.
— Кофейная гуща! — бомжара вскинул правую руку вверх и чуть в сторону, так, что раскрытая его ладонь неизменно обращалась кверху, будто оттуда, с неба, получал он сведения, подсказки, советы.
— Ну, гуща… И что?
— На ней начертана печальная участь убийцы… Но он или не смог прочитать, или не поверил…
— Ваня… Ты не хочешь ничего пояснить, поделиться…
— Капитан, это все мелкие подробности… Поговорим завтра. Меня от одного вида этой подушки бросает в сон.
— Ну что ж… Спокойной ночи, Ваня… Береги себя, — последние слова Зайцев не собирался произносить, они выскочили как бы сами по себе. И, спускаясь по лестнице, следователь озадаченно склонял голову то к одному плечу, то к другому — чего это он на ночь глядя вздумал такую заботу о бомжаре проявлять?
Уже во дворе общежития, возле своей машины, Зайцев оглянулся, нашел светящееся окно на втором этаже. Ему почему-то хотелось, чтобы Ваня подошел к окну, махнул рукой, попрощался. Но нет, увидел он лишь, как бомжара поплотнее задернул жиденькие ситцевые занавески, отгораживаясь ими от мира суетного и безжалостного. И не знал, не догадывался замечательный следователь Зайцев, чем в это время занимается его гость.
А Ваня, поставив перед кроватью кухонную табуретку, положил на нее картонную шашечную доску, расставил шашки, собранные из разных комплектов, и, сверяясь по бумажке, которую оставил ему Зайцев, начал разыгрывать партию между убийцей и его жертвой. И так уж получилось, что пришлось ему в этот вечер быть и тем и другим одновременно. Опустил Ваня свою голову на свежую наволочку уже когда в окне серел рассвет. И заснул со вздохом тяжким, но облегченным и даже удовлетворенным.
А когда наступило утро и солнце поднялось над крышами домов, Зайцев помчался не в свои следственные камеры, кабинеты и коридоры, помчался он в общежитие, где, как ему казалось, уже измаялся от ожидания бомжара.
— Завтракал? — вместо приветствия весело спросил следователь.
— Не принесли, — Ваня развел руки в стороны.
— Ха! Размечтался! Буфет — третья дверь направо.
— Не было указаний.
— Пошли.
Тощая завитая буфетчица опять подала им котлеты с макаронами, салат из подвявшей капусты и компот из сухофруктов.
— Очень вкусно, — похвалил завтрак Ваня.
— Во всяком случае, съедобно. И полная гарантия, что не отравишься.
— И я о том же, — смиренно ответил бомжара и вытер салфеткой рот. Зайцев порывисто поднялся, сдвинул стул в сторону и, не оглядываясь, направился к выходу.
— Слушаю тебя внимательно, — сказал он, когда они вернулись в комнату Вани. — С чего ты взял, что пропал альбом с марками? Что он в пластмассовой обложке серого цвета? Что он толще всех остальных альбомов?
— Видишь ли, капитан… Мебельная промышленность нашей страны не достигла того высокого уровня, который позволял бы скрывать следы преступления. Ты со мной согласен?
— Целиком и полностью, как говаривали наши вожди недавнего прошлого. Продолжай.
— Шкаф у нашего коллекционера
— Как понимать это твое «иногда»?
— Поскольку в наличии пыль, значит, частенько это место пустует. Серый альбом далеко не всегда стоял на полке, для него у хозяина было местечко другое. Тайное. А в тот вечер он, похоже, показал альбом гостю. В этом была его самая большая ошибка в жизни. Кстати, а ты знаешь, капитан, как гадают на кофейной гуще?
— Понятия не имею! — резковато ответил Зайцев.
— Напрасно. Это большое упущение в твоем образовании и профессиональной подготовке. После того как кофе выпито, чашку переворачивают вверх дном и ставят на блюдечко, давая гуще стечь вниз. Потеки гущи на внутренней поверхности чашки застывают в самых причудливых формах. При хорошем воображении там можно увидеть кладбищенские кресты, женские фигурки, детские головки и даже всевозможные непристойности… По этим картинкам и предсказывают будущее. Помнишь чашки на журнальном столике?
— Ну, были две чашки… Что из этого следует? — растерянно спросил Зайцев.
— А внутри кофейная гуща.
— Да, чашки были немытые. Хозяин не успел ополоснуть, а убийце было не до них.
— Как выглядели в них потеки гущи? Не помнишь… Бывает, — уже с некоторым сожалением произнес Ваня. — В чашке, из которой пил убийца, явственно просматривается крест. Это было предупреждение. Но злодей не увидел креста, или же пренебрег этим знаком, не поверил высшим силам, которые пытались остановить его от безрассудного поступка.
— А может, гадал хозяин?
— Нет, капитан, — твердо сказал бомжара. — Посмотри на снимок — обе чашки стоят на столике со стороны убийцы.
— А почему ты решил, что из чашки с крестом пил именно убийца? Может, из нее пил хозяин? И тогда крест полностью оправдал свое появление-знамение.
— Из чашки с кофейным крестом пил убийца — на ней нет отпечатков пальцев. Ничьих. А на другой — отпечатки пальцев хозяина.
— С чего ты все это взял, Ваня? — с такой улыбкой спросил Зайцев, будто ему удалось наконец в чем-то уличить бомжару.
— А ты сам мне это сказал, капитан, — Ваня вскинул руку вверх и чуть в сторону, как это делали когда-то греческие боги, наблюдая с Олимпа за людскими глупостями. — Вчера. Сказал, что хозяин пил из надколотой чашки.
— И что же из этого следует?
— Выводы можно делать разные… Но в нашем случае более других напрашивается такой… Убийца — человек суеверный. Задумав кошмарное преступление, он не может устоять, чтобы еще раз не свериться с приметами. Вообще-то все мы суеверные, все хотим ощутить поддержку высших сил…