Как очаровать распутника
Шрифт:
– Ты не можешь выйти за него замуж ради того, чтобы угодить родителям, – возразила Джорджетта. – В первую очередь следует думать о себе.
Эми забралась с ногами на постель и обхватила колени руками.
– Мистер Кроуфорд – первый мужчина, который обратил на меня серьезное внимание.
Джорджетта разгладила одеяло.
– Эми, у тебя столько сомнений на его счет! Я понимаю твою тревогу, но тебе стоит больше прислушиваться к голосу собственного сердца.
Да, у нее были сомнения. Но что это меняло?
– У тебя впереди светский сезон, – продолжила Джорджетта. –
– Да со мной никто даже не танцует! – За пять лет Эми только раз получила приглашение на танец, да и то его устроила Джулиана.
– Думаю, ты сама недвусмысленно даешь понять, что не хочешь танцевать, – сказала Джорджетта. – Когда к нам сегодня подошли джентльмены, ты опустила глаза.
– Старая привычка. – По правде говоря, она знала, что никто из них не собирается ее приглашать. Никто никогда ее не приглашал!
– Ты считаешь, что твою стеснительность невозможно преодолеть, но я в это не верю, – продолжала Джорджетта. – Моя милая подруга, ты только позволь миру увидеть, какая ты на самом деле, и сразу станешь гораздо счастливей!
– У меня не тот характер, – сказала она.
– Просто тебе нужна практика. – Джорджетта колебалась. – Разумеется, ты же хочешь, чтобы и другие поняли, какая ты милая и приветливая.
Эми смотрела на подругу во все глаза. Сердце гулко забилось в груди.
– Неужели остальные думают, что я холодная и надменная?
Джорджетта старательно разглаживала складку на ночной сорочке.
– Нет, конечно, нет!
Но Эми поняла – это правда. Ее ресницы затрепетали, чтобы унять готовые пролиться слезы. Ей никогда не приходило в голову, что ее стеснительность можно истолковать подобным образом!
Джорджетта погладила ее по руке.
– Я знаю, что у тебя живой ум и ты можешь быть очень интересной. Вырвись из кокона, которым ты себя окружила, боясь людей. Пусть все остальные увидят ту Эми, которую я знаю!
В горле встал ком. Эми просто кивнула.
– Обещаю, этот год станет особенным, – сказала Джорджетта так многозначительно, словно полагала, будто ее уверенность поможет желаемому превратиться в действительное.
Эми ей не верила, но пообещала как следует постараться. По правде говоря, ей нечего было терять. Это ее последний сезон, и она понимала – никогда себе не простит, если не предпримет попытки выбраться из своей раковины.
Глава 2
– Сэр, вас ждут в Золотой гостиной.
Уилл разлепил тяжелые веки как раз в тот момент, как камердинер раздвинул занавеси. Комнату затопил солнечный свет. С раздраженным воплем он прикрыл глаза ладонью.
– Прошу прощения, сэр, – сказал камердинер Дженкинс. В его голосе, однако, не было ни капли сочувствия. Положа руку на сердце, стоило признать: сочувствие не входило в круг служебных обязанностей Дженкинса.
Потоки слепящего света никак не улучшили настроение Уилла. Глаза закрылись, словно были забиты песком. В голове гудело. Кислый привкус во рту наводил на подозрение, что накануне он выпил слишком много кларета, хотя воспоминания об этой ночи были весьма
Он скосил глаза на прикроватные часы.
– Черт, уже десять. Дженкинс, задерни шторы.
– Сэр, его светлость велел мне вас разбудить, – заявил Дженкинс. – Вас ожидают на семейном собрании.
Уилл застонал. Опять семейное собрание! Что на этот раз? Неужели бабушка снова страдает ложными сердечными приступами? Или у нее случился обморок? Или Питер, его старший племянник, в третий раз на этой неделе написал на мамины оранжерейные розы? Уилл любил родственников, но они просто сводили его с ума!
Последние четыре года он провел в странствиях по Европе и почти забыл, что такое иметь дело с любимыми членами семьи. Он и в самом деле решил, что сумеет спрятаться от них в чудовищно огромном доме, но нет, это оказалось невозможным! Особенно донимали его не в меру деловитые сестры с их скучными мужьями, которые вторгались в гостиную не реже трех-четырех раз в неделю. Несомненно, назрел какой-то новый кризис, и семейство в полном составе намеревалось обсудить его во всех подробностях.
Уилл быстро прикинул в уме, не послать ли брату записку, что слишком болен и не может присутствовать. Но тогда они, чего доброго, пошлют за врачом. Не хватало еще, чтобы явился кровопускатель. Уиллу представилось, как мама кормит его бульоном с гренками, и это зрелище заставило его подскочить. Он быстро оглядел себя и запоздало понял, что улегся спать прямо в рубашке и брюках. Пошарив рукой в простынях, обнаружил и мятый галстук.
Губы Дженкинса сложились в гримасу очевидного отвращения. Он принял скрученный кусочек ткани из протянутой руки Уилла так, словно это была дохлая крыса.
Уилл почесал небритый подбородок. Вернувшись в Англию, он редко проводил время в Эшдон-Хаусе. После свадьбы брата в прошлом году он кочевал с вечеринки на вечеринку в домах своих холостых приятелей. Рождество провел с семьей, а после праздника снова сбежал и провел зиму в кутежах в охотничьем доме своего друга Беллингема.
Вернувшись домой две недели назад, Уилл обнаружил, что слишком часто сидит в четырех стенах. Семья ожидала, что он станет посещать балы, венецианские завтраки и званые обеды. Они настояли, чтобы он валял дурака, просиживая в гостиной «домашние» дни матери, когда в дом тянулись вереницы ее подруг, – сущие мегеры, все без исключения. Однажды после веселой ночки Уилл уснул, сидя подле бабушки на диване. Этот проступок отнюдь не позабавил мать и сестер.
Усталость после ночной попойки взяла верх. Уилл упал на живот и накрыл голову подушкой. Ему снилось, как женщина с длинными рыжими волосами, падавшими на грудь, тычет в него пальцем. Он попытался ее поцеловать, а она повернулась и ускользнула в темноту, оставив его одного в полном отчаянии.
Кто-то тряс его за плечо. Судорожно вздохнув, он быстро сел на постели. Его пристально рассматривал собственный брат.
– Черт тебя подери, – буркнул он.
Хок махнул рукой.