Как опасно быть женой
Шрифт:
8. Пользуется одеколоном, чего не делал раньше, или меняет марку. (Нет.)
9. Получает от женщин смс типа “696969”. (Никогда не залезала в сотовый Майкла.)
10. Просит купить ему новое нижнее белье или покупает сам. (Нет.)
11. Не расстается с сотовым телефоном, даже когда спит. (Нет. Майкл ненавидит свой сотовый и часто забывает его заряжать.)
12. Принимает душ, как только приходит домой. (Бывает.)
13. Меню входящих звонков всегда пусто, потому что он их постоянно удаляет. (Не думаю.)
14. Пользуется телефонными карточками, чтобы вы не
Позже, вечером, я слышу грохот в гараже. Некоторые мужчины постоянно там торчат, возятся с инструментами, что-то мастерят. Это не наш случай, поэтому я решаю, что Майклу понадобилась карта автомобильных дорог или маленькая отвертка для починки очков.
– У нас есть растворитель? – кричит он.
– Посмотри в прозрачной корзине, где полироль.
– Смотрел, – орет Майкл, возвращается в дом и начинает выдвигать ящики с разным хламом.
– В чем дело?
– Кто-то испачкал мне лобовое стекло. Не могу отмыть. Господи боже, какому идиоту это понадобилось?
Из жизни вразнос: я повела детей на “Бриолин” в университетский театр. В антракте мы, по настоянию Кейтлин, пересели: она заметила хорошие места до того, как погасили свет, и, когда после первого акта оказалось, что они пустуют, упросила меня пересесть пониже. Когда я была маленькая, мы с матерью на баскетболе тоже пересели на лучшие места. Через двадцать минут какой-то мужчина громогласно велел нам убираться, пока он не “сдал нас властям”, а его сын-подросток противно хихикал, пока мы робко удалялись. Точнее, робко удалялась я, а мать всячески демонстрировала оскорбленное достоинство, хотя мужчина размахивал у нее перед носом билетами.
В общем, я не хотела пересаживаться, но Кейтлин очень просила, и я поддалась на уговоры. А когда наконец уверилась, что нас не выкинут, то успокоилась и даже получила удовольствие. Мы сидели так близко, что видели маленькие микрофоны у щек актеров – юных, счастливых, полных жизни.
Я думала о них, пока ехала к кирпичному одноэтажному дому Кэндис Уэстфол в Лесных Угодьях, где, кстати, нет никакого леса, точно так же, как в Оленьих Чащобах в северной части города нет оленей – их истребили еще до того, как грейдеры приехали ровнять землю.
В чисто выметенном, голом парадном крыльце и скучных белых ставнях есть нечто геронтологическое. Плохо. Мое предприятие требует молодого задора. Не хватало еще, чтобы эта Кэндис оказалась древней старухой.
Я жму на кнопку звонка. По дому разносятся колокольные трели. Дверь распахивается, и на пороге, лучезарно улыбаясь, так, словно только меня и ждала, появляется Кэндис – миниатюрная пухлая женщина чуть за тридцать, с блестящими темными волосами и личиком пупса. Она в широких черных брюках и облегающей малиновой блузке с кружевным воротником. В глубоком вырезе сдобные полукружья пышной груди. Я протягиваю руку, но она порывисто привлекает меня к себе и в ответ на мое изумление говорит:
– Все эти рукопожатия – чушь. Люблю обниматься.
У меня в руках детский магнитофон Джейка – яркий,
– Вижу, вы со своей аудиосистемой, – замечает Кэндис.
– А? Это моего сына.
Я чувствую себя сумасшедшей и готова броситься наутек. Что меня сюда занесло, когда дома трое маленьких детей и замученный работой муж?
Кэндис провожает меня в гостиную, какая может быть только у одинокой бездетной женщины: уютная, изящная, с вылинявшими, но очень красивыми восточными коврами, лакированным бамбуковым столиком и фарфоровым чайным сервизом в цветочек, ароматическими свечами на подоконниках и – всюду – фотографиями хозяйки с подругами. У подножия горы с заснеженной вершиной, на углу Таймс-сквер, под мостом “Золотые ворота”. На всех фотографиях у Кэндис предельно восторженный вид.
Я сажусь в мягкий шезлонг, а Кэндис – лицом ко мне в деревянное кресло-качалку со спинкой-лесенкой и начинает расспрашивать о работе, детях, короткой карьере школьной рок-звезды. Внимательно слушает, кивает, сочувственно мурлычет, изредка что-то помечает в блокноте.
– Почему вы решили выступать, Джулия? – Кэндис склоняет голову набок и словно ищет в моих глазах ответ на вопрос, с какой радости замужней сорокалетней тетке вдруг приспичило вылезти на сцену. – Со времен “Малинового шербета” столько воды утекло. И вдруг вам снова захотелось петь. Отчего именно сейчас? Хотите сменить профессию?
– Что вы, конечно нет. – Я трясу головой. – Ничего подобного.
– Хорошо. Тогда скажите: вы делаете это для себя или для кого-то еще?
– И то и другое. – Вопрос кажется мне немного бестактным. – Для моего мужа, Майкла. Он начал играть в рок-группе, и последнее время я его совсем не вижу. А моя подруга Энни – она социальный работник – считает, что у меня красивый голос, вот и посоветовала мне петь с ними. С группой Майкла.
Кэндис чуть заметно кривит рот, и я понимаю, что ответ ей не понравился.
– А что думает сам Майкл?
– Вообще-то я ему не говорила. Хочу сделать сюрприз.
– Уверены?
– Абсолютно. Раз в две недели, по вечерам в среду, в “Рок-амбаре” его группа проводит “открытый микрофон”. Любой желающий может выйти на сцену и спеть с ними. Специального приглашения не требуется. Я подумала, что это было бы весело.
– А вам того и нужно? Веселья? Или чего-то еще?
Кто она, учитель пения или ясновидящая?
– Веселья. – Я обманываю, и она это знает. – Просто развлечься в среду вечером. Ради разнообразия.
– Что ж, прекрасно. – Кэндис не собирается докапываться до правды. Она откидывается в кресле и складывает руки на коленях. – Покажите-ка, что вы умеете, девушка.
Я ударяю по красной кнопище магнитофона и запеваю “Пристрели меня в яблочко”. Я стараюсь изобразить этакую стерву рокершу, немножко виляю задом, бренчу на воображаемой гитаре, а на слове “Пли!” выставляю вперед палец. В уединении нашего подвала это выглядело вполне симпатично, но здесь я чувствую себя королевой кретинок.
Кэндис пристально смотрит на меня, а когда песня заканчивается, приглашает сесть.