Как опасно быть женой
Шрифт:
Утром, складывая выстиранное белье, я наткнулась на розовую маечку из “Секрета Виктории” с подходящими шортиками и поняла, что мы с Майклом не занимались любовью семнадцать дней. Наш секс уже не так спонтанен, как до рождения детей, но основателен и надежен, как “олдсмобиль”: раз в неделю, обычно по пятницам, после того как дети отправляются спать и перед шоу Дэвида Леттермана.
Майкл любит рассказывать, что я соблазнила его свистом, и, наверное, это правда. Свистеть я научилась в седьмом классе у Кэти Синклер, с которой мы сидели за одной партой. Кэти была из Нью-Йорка. Она уверяла, что там все умеют свистеть, – а как еще подзовешь такси? Она показала, как надо складывать большой и указательный пальцы, прижимать к ним кончик языка, обхватывать губами и как именно
Однако с годами я стала ценить свое необычное умение. Свист многих восхищает – особенно мужчин. Они вертят головами, отыскивая источник звука, разрывающего барабанные перепонки, и улыбаются, увидев девушку. А еще свистом удобно выражать восторг, если нет сил аплодировать, например, после финального акта “Отверженных”. Я лично считаю, пара хороших свистков стоит трех минут непрерывных рукоплесканий, и ладони не болят.
На свой первый футбольный матч, “Мичиган” против “Пенсильванского университета”, я пошла, когда училась в магистратуре. Мы были с коллегой, тоже ассистентом преподавателя, Генри Кокраном. Незадолго перед тем он узнал, что в жилах прапрабабки его отца, возможно, текла кровь индейцев племени оджибва, и начал заплетать волосы в косички. Генри тоже впервые пришел на футбол и всю игру просидел, черкая студенческие работы. А вот я быстро заразилась общим волнением и, когда наша команда занесла решающий тачдаун, вскочила, стянула перчатку, сунула пальцы в рот и самозабвенно засвистела – так, чтобы у окружающих полопались черепушки.
Сидящий впереди парень в синей мичиганской вязаной шапочке обернулся и уставился на меня.
– Ты свистела?
– Ага.
– Слушай, научи?
Майкл Флэнеган был студентом третьего курса юридического факультета. Я узнала его, поскольку однажды обращалась в студенческую консультацию за помощью: хозяйка моей квартиры, Шеба Хортон, отказывалась возвращать залог. Хотя помещение осталось в безупречном состоянии, она утверждала, что, перекрасив грязные стены, я нарушила условия аренды. Меня направили к волосатой девице по имени Ребекка Турк, и я отчетливо помню, как расстроилась, что не попала вместо нее к высокому парню во фланелевой рубашке. С его веснушками и густыми темно-рыжими волосами он вполне мог затесаться на семейный портрет Макэлви в качестве какого-нибудь кузена. Конечно, у меня не было ни кузенов, ни семейного портрета, но парень показался мне каким-то родным и невероятно привлекательным. Я думала, что больше никогда его не увижу, но в тот судьбоносный день он оказался на стадионе, и я учила его свистеть.
– Сложи пальцы кружком. Вот так. – Я сложила кончики большого пальца и указательного.
– Так?
– Да. Правильно. – Его энтузиазм смешил меня. Мне хотелось поцеловать его в мягкие розовые губы, потрогать каждую веснушку, провести пальцем по носу. – А теперь сунь пальцы в рот и чуть-чуть отведи язык назад и вниз.
– Так?
– Да. А теперь чуточку напряги губы и дунь. – Я очень сдержанно свистнула: не хотела рисоваться.
Он смотрел мне прямо в глаза, следовал моим инструкциям, но в итоге получился не свист, а какое-то жалкое сипение.
– Что я делаю неправильно?
– Наверное, не так держишь пальцы. – Я приподнялась на цыпочки и всмотрелась ему в рот. – И язык. Надо… вот… дай я тебе покажу…
Я потянулась к нему, а он взял мою руку и легонько прижал ее к своим прохладным губам. Его взгляд, казалось, говорил: я могу сделать так, что у тебя крышу снесет, только разреши.
Но я не разрешала целый год, пока мы не поженились.
Мой новоиспеченный муж был пылким, изобретательным любовником и считал, что в сексе, как и любом другом искусстве – вроде запуска воздушного змея, жонглирования или приготовления индийской еды, – можно достичь совершенства практикой. Сам он приобщился к таинствам любви
Оба мальчика получали по пятнадцать долларов, но бонус доставался только Майклу.
В сексе он был ненасытен, действовал по наитию и всегда чуть-чуть выталкивал меня за границы, мною же установленные: не имея опыта, я не понимала, что мне приятно, а что нет. Но я была прилежной ученицей, а Майкл – терпеливым учителем. Мастерство мое росло не по дням, а по часам, а он исследовал мое тело, отыскивая все новые способы доставить мне удовольствие, такие, что мне и в голову бы не пришли, но всегда изумительные. Наш секс был естественным, как дыхание, и одновременно хулиганистым, необычным, авантюрным. Майкл ласкал меня, когда я разговаривала по телефону с начальницей, запускал мне руку в трусики в битком набитом лифте, а на церковном пикнике мог при якобы невинном поцелуе в щеку вдруг коснуться ее языком.
Когда все изменилось? Точно не скажу. Между вторым и третьим ребенком? Когда Майкл перешел из юридической консультации к “Веймару и Ботту”? Просто не знаю.
Я отложила “Секрет Виктории” на вечер, но, почистив зубы, обнаружила, что Майкл уже спит. Я долго лежала под слепящей лампой для чтения и слушала храп своего мужа.
Вдохновленные советом из женского журнала (“Двадцать один способ сохранить романтику в браке”), мы с Майклом устраиваем свидание. Наш вечер станет образцом супружеского компромисса. Майкл получит боевик, где знаменитый седеющий актер и сексапильная молодая актриса выживают в авиакатастрофе, ненавидят друг друга, занимаются любовью и, наконец, спасаются, – а мне достанется сасими. Для детей я ухитрилась раздобыть суперняню Хитер Креддок. Она берет восемь долларов в час, но приносит с собой целый рюкзак развлечений, в том числе личный “Гейм-бой”, с которым управляется с виртуозностью девятилетки.
Фильм идет в большом кинотеатре, в зале шесть – том самом, что пахнет сточной канавой и жареной картошкой. Со мной вместительная холщовая сумка, которую я получила, возобновив подписку на кабельное. Внутри – коробочка мятных конфет в шоколаде, купленных не в буфете кинотеатра, а в супермаркете, два мандарина и две бутылки воды. Я впервые в жизни проношу в зал левую еду (не считая вафель с метамуцилом, но тогда я была беременна Джейком и постоянно мучилась от запоров). Я чувствую себя нар ко курьером. Мы с Майклом сидим молча. На экране появляются вопросы викторины о кино. Какой актер в школе был саночником мирового класса? В каком фильме снимались Эдди Мерфи и говорящий шнауцер? Беглый осмотр аудитории показывает, что мы с Майклом смело можем считаться пенсионерами, – обычное дело, если живешь в университетском городке. Чтобы оказаться среди взрослых, надо идти на документальный фильм о миграции канадских гусей.
– Боже, боже, посмотрите-ка на ее добычу. – Майкл сует нос в мою сумку и достает мятные конфетки. – Это что ж такое?
– Я пошла вразнос.
– Что?
Майкл кладет руку мне на плечо. Пальцы ненавязчиво сползают на мою правую грудь. Муж всегда любил поприставать ко мне в кино. Собственно, он и сейчас не против, но я постоянно боюсь: вдруг сзади сидит кто-нибудь из стажеров Бентли? Как я говорила, городок у нас маленький. И я никогда не была сторонницей публичной демонстрации чувств. Майкл наклоняется и нежно целует меня в шею.
– Вразнос? – шепчет он и целует снова. – Звучит интригующе. Уточните.
– Не важно.
Я знаю, что должна нарушать правила, и мне не хочется разочаровывать подруг, но на самом деле я жалею, что приволокла в кинотеатр всю эту ерунду. Я читала, что продажа билетов не приносит прибыли – только еда и напитки из буфета. И если люди начнут приносить все с собой, то кинотеатрам придется бесконечно повышать цены на билеты, а потом они вообще закроются, и тогда прощай, Голливуд. Я не желаю нести ответственность за смерть киноиндустрии, но съедаю один мандарин, и он наполняет весь зал цитрусовым запахом.