Как помочь папе

Мак-Уильямс Джудит

– Когда задумаешься, то действительно происхождение молока начинает казаться чем-то грязным и непристойным.

– А вы не задумывайтесь, – посоветовал он.

Человеку бесполезно советовать, чтобы он выкинул что-то из головы, подумала Джулия. Если бы это было возможно, она бы сумела не пускать Калеба в свои мысли.

– Наверно, вы правы, – наконец ответила она. – С годами, возможно, отношение к молоку у него переменится. Давайте-ка вымоем все и уберем.

– Что? – Калеб с удивлением уставился на нее. Она действительно собирается

ему помочь?

Джулия, смутившись, растерянно заморгала.

– А что такого? Вдвоем мы сделаем все минут за десять.

– Я знаю, но…

Он замолчал. Ему не хотелось говорить ей, что его бывшая жена всегда обещала помочь, но никогда не делала этого. Предоставляла другим все убирать за нее.

– Давайте я загружу посудомоечную машину, – наконец сказал Калеб, – а вы можете убрать все остальное.

– Хорошо. – Она улыбнулась ему и повернулась к раковине.

Калеб машинально загружал машину, сосредоточив все свое внимание на Джулии, глядя, как она моет столешницу. Ее тонкие руки старательно терли гранитную поверхность.

Оттого, что они с Джулией вместе занимались такой обыденной домашней работой, у Калеба возникло странное чувство. Она, несомненно, очень сексуальна, но он чувствовал нечто большее, чем простое желание схватить ее и поцеловать. Это было чувство товарищества, духовного общения. Вот что это было. Наконец-то он нашел верное определение. Мытье кухни вместе с Джулией давало ему чувство товарищества. Сопричастности. Ощущение того, что они – одна семья. То, что исчезло из его жизни, то, что присутствовало в его юности, пока живы были родители. Хотя он отдавал себе отчет в том, что просто фантазирует, это затрагивало глубины его души.

– Все. – Она в последний раз провела тряпкой. – Кажется, я все сделала. Теперь чисто.

Калеб любовался ее миниатюрной стройной фигуркой, ее лицом, и тут ему пришла в голову дьявольская мысль.

– Нет, не совсем, – поправил он.

Джулия бросила на него быстрый вопросительный взгляд. У нее перехватило дыхание, когда он подошел к ней вплотную, остановившись всего в нескольких дюймах. Ее глаза расширились, противоречивые чувства одолевали ее. Она хотела и спрятаться от Калеба, и придвинуться еще ближе.

– Я говорю не о столе, – возразил Калеб. – А о твоем лице. Твое лицо… – Голос его стал соблазнительно глухим, и у Джулии замерло сердце. Стоя неподвижно, она наблюдала, как он подносит к ней свою руку. Кончиками пальцев он коснулся ее щеки и провел по ней. Движение его пальцев вызвало в ней дрожь, она замерла. – Ты испачкалась в муке… – Голос его гипнотизировал, завораживал, так же как и движение его пальцев. – Здесь… – он смахнул муку с ее щеки.

Джулия едва сдерживала волнение, лихорадочно соображая, как лучше выйти из этого положения, но ничего не могла придумать, потому что ее захлестывали чувства. Только молчаливо ждала. Ждала, что он сделает дальше.

– …и здесь… – продолжал он. Его голос показался Джулии безжизненным. Будто душою он находился

где-то далеко. – А вот здесь шоколадная крошка.

Он нагнулся поближе, и мысли покинули ее. Она вся ушла в ощущения. И дернулась, когда он кончиком языка коснулся краешка ее губ. Будто пробовал шоколад, о котором только что говорил. Такого сильного эротического ощущения она прежде не испытывала. И с величайшим трудом сдержалась, чтобы не броситься в его объятья, умоляя поцеловать ее.

А когда он поднял голову и отступил, ужасное разочарование охватило ее.

Почему он это сделал? – пронеслось у нее в голове. Она глядела на него, стараясь отбросить свои эмоции и немного успокоиться, чтобы начать разумно думать. Это было невозможно. Очень трудно. Чувствовать куда приятнее, чем думать. Думать – стерильное и холодное занятие, напоминающее о том, сколь опасны ее ощущения.

Тем не менее она упорно продолжала думать. Почему Калеб удержался от поцелуя? Что его остановило? Зачем он прикасался к ней? И в конце концов решила, что его забота выглядит как-то… снисходительно. Для такого изощренного человека, как Калеб Таррингтон, этот жест ничего особенного не значит. От этой мысли ей стало не по себе.

Калебу не нужно знать, как она потрясена его поступком. И единственное разумное поведение – продолжать относиться к нему как ни в чем не бывало.

Набрав побольше воздуху, она сказала:

– А теперь нам с Уиллом лучше продолжить занятия математикой. – Она немного расслабилась, услышав свой спокойный голос. Калеб не узнает, какие чувства она испытала. Это должно остаться ее личным секретом.

Джулия улыбнулась ему, как она надеялась, своей дежурной улыбкой и пошла в патио искать Уилла.

Калеб проводил ее взглядом, смущенный той странной смесью чувств, которая на него обрушилась. Он злился на самого себя, что так быстро забыл собственное намерение относиться к Джулии как к жене друга. Его мучили опасение, что она могла рассердиться на него, и досада, что его нежность не вызвала у нее ответной реакции, тогда как у него самого кровь бурлила и сердце молотом стучало в висках. Он хотел броситься за ней, схватить ее и целовать, целовать до тех пор, пока она не почувствует то же, что и он. Пока она не перестанет думать о других, пусть даже в их числе окажется его собственный сын.

Калеб потряс головой, чтобы подавить это желание. Что с ним, в конце концов, происходит?

Он пошел в комнату отдыха и через раскрытое французское окно выглянул во дворик, где Джулия, склонившись к Уиллу, что-то объясняла ему. Калеб опустился на низенький мягкий диванчик и смотрел на них, пытаясь разобраться в собственных чувствах.

И тут понял: он не завидует тому, что Джулия обращает больше внимания на его сына. Напротив, когда он видел Джулию рядом с Уиллом, у него возникало ощущение полноты жизни. Они втроем, пусть ненадолго, словно бы составляли единое целое. Уилл был учеником, Джулия – учительницей, а он…