Как понравиться маньяку
Шрифт:
Максим Григорьевич собрал мужество в кулак, проклял три раза Леськин пирог «Вишневый сад» и, молясь об уколе с обезболивающим лекарством, медленным шагом направился к коричневому подъезду. Ступенек, ведущих к бледно-голубой двери клиники, оказалось очень мало – Кочкин не успел попрощаться со всеми родными и близкими.
– Здравствуйте, – обнажив ряд ровных белоснежных зубов, сказала молоденькая девушка, сидящая за столом. – Очень приятно, что вы решили обратиться именно к нам. Что вас беспокоит?
Кочкина сейчас беспокоил только один вопрос – где здесь туалет. Подсознательно ему хотелось оттянуть экзекуцию, и, если бы здесь устраивались экскурсии по клинике, он обязательно
– Где у вас туалет? – спросил он, держась за щеку.
Девушка лучезарно улыбнулась и показала рукой на одну из дверей коридора. Прижавшись спиной к стене кабинки, Максим Григорьевич около пятнадцати минут уговаривал себя вернуться в приемную. Он старательно напоминал себе, что не раз пули свистели у него над головой и он при этом не испытывал такого удушающего чувства страха, что он, в конце концов, мужчина, что стоматологи – это не садисты, наслаждающиеся муками пациентов, а нормальные люди, стремящиеся помочь. Аутотренинг сыграл свою роль, и Кочкин покинул убежище. Девушка опять лучезарно улыбнулась и протянула талончик в двадцать второй кабинет.
Поднявшись на второй этаж, Максим Григорьевич постучал в нужную дверь и, услышав «войдите», дернул на себя круглую деревянную ручку. Врач стоял у окна и аккуратно складывал полотенце. Невысокий, седовласый мужчина с очочками на носу. Халат был чист и бел. Кочкин посмотрел на пол, а затем на потолок – брызг крови нигде не наблюдалось, да и вырванные зубы не валялись где попало. Он почувствовал себя более уверенно и, обреченно склонив голову, засеменил к креслу.
– Что вас беспокоит, молодой человек? – спросил доктор, с интересом глядя на бледного пациента.
– Зуб, – прошептал Максим Григорьевич и указал пальцем на правую щеку.
– Что ж, будем лечить.
Эти слова показались следователю приговором. Он зажмурился и открыл рот.
Стоматолог – Самуил Потапович – привык к тому, что почти все пациенты его боятся и почти все потом благодарят за проделанную работу. Он взял тоненькую карту, кинул взгляд на имя пациента и посмотрел в окно.
– Вырывать будете? – опасливо спросил Максим Григорьевич, вцепившись пальцами в подлокотники кресла.
– Нет, голубчик, это лишнее, не так уж все и страшно, как вам кажется.
Самуил Потапович подошел к шкафу, достал шприц, ампулу и подмигнул Кочкину, тот сглотнул набежавшую слюну, пообещал себе больше никогда не есть вишневых пирогов и опять покорно открыл рот.
– Хороша погодка, – сказал Самуил Потапович, откладывая опустевший шприц в сторону. – В апреле обычно холоднее. У меня дача есть, так рассаду я уже посадил. Рот пошире откройте. Да не волнуйтесь, Максим Григорьевич, залепим вашу воронку так, что не нарадуетесь…
Кочкин благодарно промычал – половина челюсти уже онемела, а за щекой лежали два ватных тампона.
– Пока я не решил, сколько грядок под зелень выделить, вроде вещь нужная, но много все равно не съем. Каждый год одно и то же – думаю, решаю, насажу целое поле, а потом все желтеет, хоть соседям раздавай. Поливать же надо, а я в Москве в основном нахожусь, работа держит, отпуск-то всего две недели.
Кочкин на этот раз промычал сочувственно, он и сам бы с радостью отдохнул на природе пару месяцев, но о таком можно было только мечтать.
Самуил Потапович вновь глянул в окно, что-то задумчиво буркнул и вернулся к зубу Кочкина.
– Противились, противились, а теперь вон с коробками из магазина выходят, – сказал он и поднял кресло немного повыше. – Не любит у нас народ ничего нового, не признает перемен. А ведь если подумать, то многое – во благо. Согласны со мной?
Максим Григорьевич
– Вот и я о том же, – кивнул он. – Протестовали против строительства магазина, а теперь все спокойно: народ обувку покупает, и все довольны. Я в окно очень люблю смотреть, особенно когда дождь и по стеклу сползают ручейки холодной воды… Н-да… – стоматолог задумался и продолжил: – Хотя вояк не так уж и много было, выйдут, потопчутся, и по домам. В таких делах очень важно – есть предводитель или нет. Без предводителя революция невозможна. Как думаете, прав я?
Максим Григорьевич чуть ли не плакал от того, что не может говорить, – в голове вертелось огромное количество вопросов. Для поддержания беседы он захлопал ресницами и заурчал.
– Вот, вот, – одобрил Самуил Потапович. – Бегал там один мужичок, руками махал, вроде даже подписи у прохожих собирал, но, видно, вожак из него плохой был. Народ его вяло поддерживал, демонстрации всего человек из пятнадцати-двадцати состояли. Жалкое зрелище, скажу я вам, никакого размаха.
Закончив лечение зуба, Самуил Потапович заполнил карту, дал рекомендации по ухаживанию за полостью рта, пожелал доброго пути и распрощался с Кочкиным. Но Максим Григорьевич уходить не собирался, он вышел в коридор, сел в мягкое удобное кресло и стал ждать, когда остатки анестезии растают. Сердце его бешено колотилось, а в носу по-прежнему щекотало. Он сам удивился тому, что даже не заметил, как ему вылечили зуб: он так внимательно слушал стоматолога, так старательно запоминал каждое его слово, что страх пропал, а сам процесс лечения отошел на задний план.
– Что-то забыли или опять сломали зуб? – спросил Самуил Потапович, когда Кочкин вновь зашел в кабинет.
– Нет, – мотнул головой Максим Григорьевич и почувствовал, как язык становится более послушным. – Мне необходимо поговорить с вами.
Он достал удостоверение следователя и протянул изумленному стоматологу.
– Однако, – усмехнулся тот и положил ручку на стол.
Самуил Потапович знал немного, но все же полученная от него информация была для Кочкина очень ценной. Раньше на месте магазина находился двухэтажный дом. Некогда это была библиотека при педагогическом институте, потом за ненадобностью «храм литературы» закрыли, а на подъезде появилась новая вывеска: «Нотариальная контора». Вот тогда и случилась первая демонстрация – мужчина в удлиненной куртке вышел к дому с плакатом, на котором было четко написано требование: разогнать всех нотариусов по лесам и полям и вновь открыть библиотеку. Контора по каким-то причинам так и не распахнула свои двери перед общественностью, и около восьми месяцев ничего интересного за окном стоматологической клиники не происходило. Самуил Потапович даже заскучал. Но одним солнечным днем вдруг набежали рабочие, воткнули в землю столб с табличкой, оповещающей, что на месте старого дома появится новый – обувной магазин «Коллекционер». Работа закипела, а пропавший на время мужчина вновь появился, и вновь с плакатом. Собирая вокруг себя кучку зевак, он толкал речи и однажды даже читал стихи. К сожалению, Самуил Потапович лица мужчины разглядеть не мог – плохо видел вдаль, да и народ все время мелькал. Максим Григорьевич узнал только то, что мужчине по виду было от тридцати до сорока пяти лет. Разрыв приличный, что не радовало.