Как поймать монстра. Круг второй
Шрифт:
Вот как это бывает.
Ты никогда не выезжал за пределы Штатов – эта роскошь для кого-то другого, а не для тебя. Впрочем, не сказать чтобы ты мечтал увидеть перуанских лам или поездить туристом по Европе, так что это в общем-то никогда не было для тебя проблемой. Ты не воспринимаешь эту возможность как исполнение некой заветной мечты: вряд ли она у тебя вообще есть. Ты воспринимаешь это как задачу, которую спускают сверху. А все, что приказывают наверху, для тебя сродни Моисеевым заповедям. Нельзя отказаться. Нельзя возражать. Для других, это способ добиться положительной характеристики
И ты делаешь то же, что и всегда, – подчиняешься.
«Хорошо, – кивает Вулрич в ответ на твой кивок. – Тогда перейдем к проблеме, из-за которой я тебя вызвал».
Он щурится в папку, потом сдается – снова находит на столе очки и водружает их себе на нос.
«Поговорим о составе группы».
Вот как это бывает – и именно это приводит тебя туда, где ты оказываешься сейчас.
В забытую богом штольню, уходящую в глубь такого же забытого богом холма на забытом богом острове. Вот где ты оказываешься, потому что вовремя не сказал, что хотел бы взять гребаный отпуск.
– Аккуратно, здесь выступ… Слушай, ну серьезно. И это тебя-то Джедай пригрел?.. Надо было тебе продолжать заниматься волейболом.
– Я не… Волейболом? Это что, тоже из ваших снов?
– Чего? Какие еще сны? Я просто твоя фанатка. Знаю о тебе все-все.
Купер молча двинулся вперед, мимо Сайласа, – видимо, подальше от Роген. И поближе к Йену и его стволовому, чей подвесной фонарь в руке раскачивался впереди, указывая всем путь. Сайлас понятия не имел, что значит «стволовой» – так назвал его Махелона, – он не различал всех этих деревенских в одинаковых серых рабочих куртках. В шахте по-прежнему толпилась уйма людей: толкали вагонетки с камнями, отдыхали в разбитом наспех лагере, деловито обсуждали что-то в группках.
Отправляя их троих внутрь шахты, Махелона сказал: «Держите начальника и стволового в поле зрения». Собственно, так Сайлас и узнал, как называть мужика с фонарем, молча идущего рядом с Йеном.
Сайлас, наверное, мог это понять. Для Махелоны опасность представляли люди – и то, что выглядело людьми. Привычно, как само собой разумеющееся, он искал угрозу именно в них.
Для Сайласа люди в основном были… людьми. Придурками, чьи шуточки с ритуалами из интернета плохо заканчивались. Непроходимыми тупицами, которые не могут сначала подумать «а зачем оно мне сдалось», а потом уже открывать подозрительного вида шкатулки, древние фолианты и включать неопознанные музыкальные пластинки, которые подобрали на барахолке.
Именно поэтому и Йен, и его «стволовой», идущие впереди, вызывали у него больше раздражения, чем опаски.
Если прав Махелона и кто-то в этой деревне осознанно вызвал какую-то тварь из преисподней – что ж, кретины, спасибо. Если прав Эшли и здесь аномальная зона, вызванная каким-то древним захоронением в шахтах, – тогда проваливайте и не мешайте.
Но ни Йен, ни его помощник проваливать не собирались. Когда они прошли через один из тоннелей и выбрались к месту обвала, Йен сделал знак остановиться.
– Здесь, – сказал он.
Свет фонаря желтыми полосами
Сайлас сделал пару шагов, заглядывая за край. Неровные булыжники убегали из-под света вниз, в темноту. Оттуда тянуло холодом и пустотой – никаких признаков жизни Сайлас там не ощущал.
– М-да, – беспечно сказала Роген, почесав голову через шапку. – Ну что ж. Неудобненько как-то получилось.
Йен обернулся к ней. Хмурый и неприветливый – впрочем, Сайлас мог понять и это, – он уставился на нее с явным неодобрением. Ему, очевидно, не понравилось, когда они объявили, что вниз спустится Роген, а не Махелона, и он не стеснялся демонстрировать свое недовольство. Будь на месте Роген другая женщина, Сайлас сказал бы, что своими выходками она мстит ему за сексизм. Но, к сожалению, здесь была только Роген, а она ставила своей целью вывести из себя как можно больше людей по жизни, а не в отместку.
– Вниз, – сказал Йен резко. – Вслед на мои шаги. Ровно на следы. Крутой спуск. Здесь есть опасно. Риск повторного обрушения. Понимать?
– Да, сэр, – Роген отсалютовала. – Шаги, спуск, риск. Понимать. Умная голова. Запоминать.
Сайлас тяжело вздохнул, но Йен не обратил на ее кривляния никакого внимания и только повторил:
– По моим следам. Вниз.
Когда он отвернулся, подзывая шахтера с фонарем, Роген негромко продекламировала для Сайласа и Купера:
– Мы войдем в лабиринт, – Сайлас покосился на нее. Несмотря на веселый голос, она задумчиво смотрела в черный разлом дыры, уходящей вниз, – и будем идти против хода солнца… Пу-пу-пу-у… – протянула она. – Ну что ж, звучит отстойно. Поехали.
Роген не затыкалась.
Попросту не умела. Ее несдержанный язык – кара Сайласа, наказание за плохую карму, причина его мигреней – видимо, не умещался в ее чертовом рту: другого объяснения этому бесконечному кошмару он найти не мог.
– Эта дыра, – раздался ее голос в тысячный раз где-то позади, – выглядит так, будто ее вырыли еще при святом Патрике. Что думаешь?
– Что пока рано делать выводы, – сдержанно ответил голос Купера из полутьмы.
– Да ладно, Куп. Мне вот кажется, ее пробивали железными молоточками маленькие гномы.
– Вам правда нравится валять дурака?
– Ты что! Не веришь в маленьких гномов с железными молоточками?
Ее голос разносился вдоль каменных стен, оседая в затхлом воздухе гулким эхом: «…точками», «…чками», «…ми». Как только гасло одно эхо, Роген тут же порождала другое. Здесь, в ледяной темноте, в каменной утробе под толщей земли, ее голос заполнял весь тоннель, делая его еще теснее. Свет фонариков то и дело врезался в жмущиеся вокруг стены, и, оказывается, все это время Сайлас не подозревал, что, наверное, у него чертова клаустрофобия.