Как поймать монстра. Круг второй
Шрифт:
– Оставь свою доставучую педантичность и послушай…
– Я не педантичен. Это называется здравомыслие.
– Ты не педантичен, вся эта деревня – иллюзия, а я – лауреат Пулитцера.
– Я просто пытаюсь быть после…
– Ты всегда просто пытаешься быть последовательным. Здесь это не работает.
Сайлас их прервал:
– Амулет. – Получив их внимание (и мгновение тишины), он указал пальцем на Роген. – Только с вами двумя из всех нас происходят аномальные явления. Пришелец в голове. Амнезия. И амулет – это единственное, что вас связывает.
То, что их связывает, то, что привело их сюда,
Роген прикрыла рукой шею, будто Сайлас собирался снять его с нее прямо сейчас, и хмуро возразила:
– Он начал мне сниться до амулета. Теория сломалась. Давай другую. И мы разве не собирались обсудить неизвестный тоннель под шахтой, вместо того чтобы в очередной раз обвинять во всем побрякушку?
«Что? – хотелось спросить Сайласу в ответ на ее взгляд. – Не готова расстаться со своей дьявольской игрушкой?»
– Ты утверждаешь, что амулет его, – Сайлас указал подбородком на Купера, который, кажется, собирался что-то возразить, но не успел. – А он ничего не помнит, начиная с ночи в Бостоне перед отъездом. Если это не артефакт, то это должен быть такой вид нечисти, который может влиять на человека через Атлантический океан. У тебя есть идеи? Потому что у меня они закончились.
Роген развела руками:
– Ктулху? Хватит на меня так смотреть! Ты, блин, сам сказал, что он чист!
Она что, серьезно? Сайлас обвел рукой комнату:
– Тогда я не знал, что ничего в этой чертовой зоне не реагирует на проверку! А если медальон – часть аномалии, он тоже не будет реагировать.
– Это не часть гребаной аномалии, – Роген начала напирать. Конечно, аргументов у нее не было. У нее никогда не было никаких аргументов. – Это его вещь, – она показала на Купера, – даже если он этого не помнит.
Купер повернулся к ней:
– Откуда вы знаете?
– Из твоей головы, – отрезала она. – Это твоя вещь. Она принадлежит тебе.
Вот. Вот что она всегда делала и что бесило Сайласа в ней больше всего с момента первой встречи. Все эти с потолка взявшиеся утверждения ультимативным тоном, все эти глупости, которые подаются в форме приказа, все эти решения, которые она не обосновывает ничем, кроме собственных желаний, – все. Вот. Это.
– Думаю, тогда ты можешь его снять, – сказал он, и Роген снова обожгла его злобным взглядом. – И отдать владельцу.
– Повременим-ка с этим, а? – в тон ему ответила она и поднялась на ноги. Голос у нее был тяжелым и раздраженным. – Пойду отойду в дамскую комнату. Не скучайте, мальчики.
Сайлас мог поклясться, что, когда она вышла, в комнате стало легче дышать. Роген не пользовалась духами – тем более, уж конечно, не здесь, – но ее присутствие всегда действовало на него как нога на горле.
– Правильно ли я понимаю… – заговорил Купер, глядя на закрывшуюся за ней дверь, – что агент Роген все это время носит на своей шее объект неизвестного происхождения… – Он посмотрел на Сайласа. – И что никто из вас не попытался донести до нее, что это абсолютно дикое решение?
Вместо ответа Сайлас поднялся с места и тоже направился к
«И что никто из вас не попытался донести до нее, что это абсолютно дикое решение?» – взбешенно повторил он про себя, проходя на кухню.
Ну да, умник. Ну да. Проблема была в том, что они пытались его снять. Там, в машине, на въезде в зону резонанса. И позже.
Сайлас никому не говорил, но в одну из ночей здесь, когда он дежурил и была очередь Роген спать на полу, он попытался снять с нее эту чертову штуку. Она спала глубоко, находясь в забытьи, где-то там, по ту сторону… Но как только Доу потянулся к ее шее, ее рука тут же взметнулась, крепко ухватив цепочку. Как и в прошлый раз, пальцы было не разжать. Даже Сайласу – а он-то был куда сильнее, чем Роген или Махелона. Хмурые брови и поджатые губы ученых в репозитории имели под собой все основания: он мог согнуть металлическую балку, без усилий поднять вес вдвое больше себя, запросто разорвать железную цепь.
Но не разжать пальцы Роген.
На кухне тускло горел свет, оставляя ее в полумраке. Тепло от печи заполняло помещение и, добравшись до Сайласа сквозь свитер, ощутимо уняло раздражение. Да и дышать в одиночестве действительно стало легче.
В самом начале, там, где они только-только в это вляпались – на ночной дороге у въезда в Глеаду, – Эшли спросил его, как именно он ощущает чужую витальную энергию.
Как ежедневную пытку, от которой никогда не избавиться. Такой ответ бы его устроил?
Витальная энергия не была звуком, цветом или запахом – она была всем вместе, чем-то большим – и ничем из этого одновременно. Вместо того чтобы забиваться в нос, стоять в горле или заставлять слезиться глаза, при большом скоплении людей она заполняла всю голову, как вата. «В голове щекотно», – жаловался он в детстве хмурым людям с поджатыми губами. Затем, конечно, ручка начинала бегать по планшетке.
Через некоторое время своего одиночества на кухне Сайлас почувствовал, как в его сторону движется тяжелый сгусток знакомого присутствия – слишком тяжелый для человека. Но Блайт прошел мимо кухни. Скрипнула входная дверь. На улице должна была быть Роген, но даже если бы Блайт отправился погулять один, то Сайлас черта с два бы пошел за ним: сверхъестественные твари не его обязанность. Если Махелона считает, что его ручной леннан-ши может разгуливать где вздумается, это его проблемы.
Приближение Эшли он ощутил, когда ставил чайник на огонь. Тот юркнул в кухню, будто не хотел, чтобы их застали тут вдвоем. Это без слов сказало Сайласу, ради какого разговора библиотекарь сюда приперся. Снова захотелось закурить.
– Насчет того, что ты сказал в тоннелях о Джемме… – Эшли помялся у него за спиной. – Мы нашли Купера, так что…
Сайлас внутренне скривился. Ему не нравилось оказываться неправым – или, во всяком случае, когда окружающие думали, что он неправ, а у него не было способа доказать обратное. И если библиотекарь начнет умничать…