Как прикажете, Королева!
Шрифт:
День определенно не задался. Утром Джекки, набив рот тостами, все время трещала о своем продюсере со странным имечком, которое Мартин где-то когда-то слышал — кажется, его звали Бу Битрейдом, — а потом упорхнула на студию звукозаписи, ограничившись неизвестно к кому обращенным «пока, вернусь поздно!».
Днем позвонила Сьюки, но Мартин, к своему величайшему удивлению и ужасу, не смог заставить себя поговорить с женщиной, которая все это время благородно дожидалась расторжения его фиктивного брака, так откровенно смахивавшего
Ближе к вечеру заглянул Бадди, который не преминул поинтересоваться, где Джекки, и, услышав от Мартина довольно резкий ответ, так разобиделся, что, прихватив с собой трезво-печального дядюшку Боба, отправился с ним на поиски приключений.
Увы, о том, что Бадди стоит предупредить насчет разрыва, случившегося между Бобом Уилсоном и виски, Мартин вспомнил лишь тогда, когда Ловкач и Бадди уже полчаса как отсутствовали. Боб не очень-то любил носить с собой сотовый, а Бадди постоянно отключал свой, поэтому дозвониться до этой сладкой парочки Мартину так и не удалось.
Решив плюнуть на все и воспользоваться несколькими часами спокойствия, воцарившегося в доме, Мартин направился в мастерскую и принялся ожесточенно работать над недавно начатым портретом Сьюки в серой шали, но, увы, портрет давался еще хуже, чем телефонные разговоры с ней.
В довершение всех неприятностей зазвонил телефон и мелодичный женский голос любезно сообщил Мартину, что его «Городской пейзаж», картину, которую он считал чуть ли не шедевром, не смогут представить на выставке по причинам, о которых мелодичный женский голос не имел ни малейшего представления.
Зато Мартин прекрасно знал, почему получил очередной отказ: у него не было имени, а выставка, на которую он посягал своими полотнами, принимала только тех художников, чьи имена уже были на слуху.
Да, не все можно купить, мрачно согласился Мартин с фразой, которую его «благоверная» с вызовом бросила в лицо Сьюки.
Ты права, Джекки. Талант точно не купишь, сказал себе Мартин и, притащив в мастерскую бутылку виски — одну из тех, что Ловкач прятал в укромных, как ему казалось, уголках дома, — принялся заливать свои несчастья.
Виски был дешевым и гадким — теперь Мартин понял, откуда у Боба такие проблемы с желудком, — но сейчас ему было совершенно на это плевать. Осушив полбутылки, Мартин закрасил портрет Сьюки черной краской. До Малевича ему, безусловно, было далеко, однако вместо «Черного квадрата» появился симпатичный черный треугольник.
Сделав еще несколько глотков, Мартин ощутил непреодолимую потребность поиздеваться и над остальными своими творениями. «Девушке с мопсом» он пририсовал рожки и усы, а самому мопсу добавил пятую лапу, решив, что известная поговорка не так уж и права и пятая нога вполне может для чего-нибудь пригодиться собаке.
Джекки застала его в процессе глумления над «Ночной незнакомкой» — для этой картины Мартину позировала одна из подруг Сьюки, которая питала к нему
— Эй, ты чего творишь?
Джекки нерешительно топталась на пороге мастерской, дверь в которую Марти забыл закрыть. В ее глазах он прочел такой неподдельный ужас, что ему самому на мгновение стало не по себе.
— Украшаю это уродство, — сообщил ей Мартин. — Может, так это дерьмо, как ты любишь выражаться, хоть для кого-нибудь сгодится.
— Я никогда не называла дерьмом твои картины, — оборвала его Джекки. — Можно я войду?
— Глупый вопрос, когда ты уже стоишь на пороге, — усмехнулся Мартин и наложил на веки «незнакомки» несколько выразительных черных штрихов. — По-моему, так лучше. Не думаешь?
— Хватит, Марти! — Джекки вырвала кисть из его рук и забросила ее в угол мастерской. — Какого черта ты делаешь?! Ты пьян! Зуб даю, что завтра ты об этом пожалеешь!
— Я — пожалею? — усмехнулся Марти. — Ты плохо меня знаешь, Джекки. Да и о чем тут жалеть — эту бездарную мазню не жалко испортить.
— Я не считаю твои картины бездарной мазней.
— Можно подумать, ты хоть что-то успела рассмотреть.
— Кое-что успела, — возразила Джекки и ткнула пальцем в одно из полотен, стоявших в рамках около стены.
Мартин пригляделся и увидел «Вечернюю дымку» — одну из своих юношеских работ.
— Нашла что выбрать, — небрежно бросил он и подошел к картине. — Тоже мне, критик-искусствовед. Эту, как ты любишь говорить, фигню, надо выкинуть прямо в окно.
Он подхватил картину и направился к окну, но Джекки в два прыжка оказалась с ним рядом. Она потянула рамку в свою сторону, Мартин — в свою. Таким образом они раскачивались несколько минут, пока ему это не надоело и он изо всех сил не дернул картину на себя.
Джекки полетела на пол, умудрившись удариться головой об уголок тяжелой рамы, купленной для только что начатого портрета Сьюки.
— Джекки, ты в порядке?! — Перепуганный Мартин подлетел к «жене» и опустился перед ней на колени. — Ты как, Джекки?!
К его огромному облегчению, девушка открыла глаза.
— Слава богу, — вздохнул Мартин. — Ты сильно ушиблась?
Джекки отрицательно покачала головой и, облокотившись на пол, приподнялась.
— Ты на меня обижаешься? Да черт с ней, с картиной! Не буду я ее выбрасывать, успокойся. Хочешь, я подарю ее тебе? — пристально посмотрел на нее он.
— Хочу, — тихо ответила Джекки.
— Честно?
— Спятил?! Конечно, хочу.
Мартин улыбнулся. Даже хмель немного выветрился из головы от испуга за Джекки.
— Ладно, тогда дарю.
— Спасибо.
— Было бы за что.
— Есть за что. — Джекки улыбнулась, и у Мартина отлегло от сердца.
Меньше всего он хотел, чтобы она пострадала из-за того, что он чувствует себя полной бездарью.
— Мне нравятся твои картины. Только в них чего-то не хватает.