Как приручить дракона
Шрифт:
Ведерко с водо-дисперсионной… Эмульсионной… Да чтоб меня! В общем — ведерко весило 25 килограмм, и это было тяжело, поэтому время от времени я перебрасывал его из руки в руку. А в спину давили металлические банки краски половой и валики с кистями. А в голову напекало солнце. Поэтому, когда на школьном дворе на меня набросилась Ингрида Клаусовна и принялась что-то тараторить, я сразу ничего не понял и, ляпнув на землю ведерко и рюкзак, самым решительным образом ее остановил:
— Спокойствие, только спокойствие. Сформулируйте, пожалуйста, суть вопроса одним предложением.
— Фердаммте
— Однако, — сказал я.
Улица Рокоссовского — это было сильно. Тут жил свой Рокоссовский!
Тот факт, что с коммунальным хозяйством в Вышемире — полный швах, я уже заметил. Мерзость запустения, теория разбитых голов… То есть — окон! И разруха в головах — по Преображенскому. И саму возможность привлечения педагогов к общественно-полезному труду совершенно бесплатно я тоже предполагал. Но насколько далеко зашла ситуация — не представлял.
— А…
— А Слимаков — начальник Вышемирского Управления благоустройства от алкогольной интоксикации в больничке скончался, не приходя в сознание.
— Но…
— А до этого — Смоужев утопился, во время крещенских купаний. А осенью — Вусенев расшибся при инспекции строящегося объекта. А когда два года в структуре нет постоянного начальника — пиши пропало! Она будет иметь бледный вид.
— И как…
— Думают — проклял наше благоустройство кто-то и бегут из организации массово, бешиссэн аршлёхе! Работать некому! А что это значит для нас? Значит, будут привлекать педагогов. Педагогам совсем шайз драуф на проклятья, да? Мы привычные.
Как я понял — материлась она на шпракхе самым страшным образом. Довели тетеньку до крайности. И этим следовало воспользоваться.
— Предлагаю бартер, Ингрида Клаусовна, — сказал я и кивнул на краску, валик и все прочее.
— В каком смысле? — насторожилась она.
— Я беру в руки электрокосу и выкашиваю наш участок на Рокоссовского. А вы — мобилизуете техничек на покраску стен, пола и потолка моего кабинета. Никаких отмазок — работаем с утра и до сдачи объекта. По рукам?
— Так! — она слегка выпятила нижнюю челюсть, явно задумавшись. — А в чем подвох?
— В том, что у вас нет мужика, но есть электрокоса. И технички косить не могут, но зато могут покрасить мне кабинет. Ну, и зашпатлевать дырки, — а потом ударил ее же оружием: — Или будем иметь бледный вид.
— Зашпатлевать и я могу, — кивнула своим мыслям она. — Бог с вами — по рукам!
— Ну и хорошо. Только парты со стульями в коридоре не ставьте, когда будете кабинет освобождать, они будут мешать ма-а-аленькой модернизации… Вы ведь сказали, что я могу сделать под себя, верно?
— Парты? Стулья? — тут она сообразила, в чем был подвох!
А вот нехрен пытаться поиметь своих подчинённых. Это неэтично. Теперь пусть или сама таскает, или матерщину уборщиц слушает. Я, конечно, человек добрый и отзывчивый, но до определенной степени. Сесть и запрячь себя не позволю.
— Где у вас можно переодеться? — деловито спросил я. — И покажите мне вашу электрокосу, чтобы я
— Георгий Серафимович, а у вас кхазадов… Гномов в роду не было? — уважительно поглядела на меня директриса.
— Сие тайна, покрытая мраком, — развел руками я.
Кандидат исторических наук с триммером в руках? А пожалуйста!
На адской жаре я расхаживал по обочине улицы имени Константина Рокоссовского и косил траву. Что касается СИЗ и всего такого — у Гутцайт все было схвачено. Перчатки, маска-сеточка на морду лица, все вот это вот… Воду я с собой тоже взял и шапку из газеты соорудил — кого мне стесняться, в конце концов?
Не так я представлял себе воссоединение с любимой профессией? Ну, почему же — не так? Там, на Земле, в моем белорусском Вышемире, я для начала таскал землю для клумбы, как только пришел на свое первое место работы. А потом полы перестилал в начальной школе, здоровенными листами ДСП. Так что в покосе травы в общем-то не обнаружилось для меня ничего необычного. А вот в гибели директоров местного райжилкомхоза, то есть — Управления благоустройства — странного можно было найти очень много.
— Рыжий! А какого хрена ты под окнами не покосишь? У тебя глаза есть? Видишь, какая ботва? — заорал какой-то плотный мужик с блестящими залысинами, голым торсом своим высунувшись из окна четырехэтажки. — Давай, ять, дуй сюда со своей косой, поохреневали коммунальщики, за год первый раз косца увидел, и тот — недоразвитый какой-то, не видит, где работать надо!
Я медленно выдохнул.
— НРАВИТСЯ ЖИТЬ, КАК ПЛЕБЕЙ? — дракон был тут как тут. — ХВАТИТ УЖЕ ПРИТВОРЯТЬСЯ ОБЫЧНЫМ, ПОРА ЗАНЯТЬ МЕСТО, КОТОРОЕ ТЕБЕ ПОДОБАЕТ!
— … ты меня слышишь, мать твою? Рыжий в идиотской шапке! Коммунальщик! Сюда иди, тут покоси! Ты че там делаешь?
Я не выдержал, выключил триммер и как можно более тупым голосом откликнулся:
— Ко-о-оса! Ко-о-о-сарь! Ко-о-ошу!
И аж самому полегчало. Юмор — иногда единственный друг и помощник. Я тут же вспомнил продолжение про «лес, лесник…» Разулыбался под маской-сеткой, включил триммер и принялся косить дальше. А мужик разорялся дальше, найдя союзников в лице бабок с лавочки у подъезда. Одна из них имела зеленый цвет лица и щеголяла выступающими клыками, другая шириной плеч превосходила и меня, и мужика вместе взятых и являлась обладательницей шикарных бакенбард, а третья могла похвастать шикарной прической афро ярко-розового цвета и броским макияжем в стиле группы «KISS». Не знаю, кто выглядел более фэнтезийно.
— Повыпускали дармоедов!
— Мало того, что дурдомы пооткрывали, так еще и амнистию объявили! Оттого и бардак! Небось и этот — из тюрьмы или психбольницы… Понабирают по объявлению!
— Пантелевна, а гомельцов-то так ня выпущали, мне внук казау!
— Да ты шо, Гришнаковна? Тольки вышемирских?
— Ой, людцы, шо робицца… Да не глядзи на мяне так, Бомбуровна! Шо, кхазады не людзи штоль?
Ну, и потом хором принимались орать на меня, чтобы я шел и косил вокруг их дома. Но я все удалялся от многоэтажек по Рокоссовского и приближался к школе, и игнорировал их вопли. А мужик из окна заорал из последних сил: