Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы
Шрифт:
— Конечно! Буду просто счастлив!
Я беру чек, и Кэлвин хлопает меня по заднице.
— Черт меня побери, если у вас не самая классная попка на Восточном побережье. Люблю, когда у женщины есть за что подержаться.
Мне хочется дать ему по рукам, но я сдерживаю порыв. От того, что Кэлвину по вкусу моя задница, ничуть не легче.
В субботу звонит Натаниэль и приглашает на следующий день в кино. Я отказываюсь — я с ума схожу по Натаниэлю и именно поэтому должна
— На днях мы обязательно куда-нибудь сходим.
Я стараюсь говорить беззаботным тоном. Натаниэль, кажется, не очень-то верит.
Всю субботу я рефлексирую по поводу своего второго уровня и задницы объемом тридцать семь дюймов. Жуть. С горя я приглашаю Эми на чай в «Плаза». Официант нас игнорирует. Будь я на третьем уровне, он бы у меня носился, как жесть по ветру, но в моем положении остается только терпеливо ждать. Потом мы с мамулей идем в «Прада». Продавщицы при нашем появлении не выказывают энтузиазма. Я убеждаю себя, что это они от зависти — им ведь известно, кто я такая. Я меряю брюки, и мымра с бейджиком «Менеджер торгового зала» ехидно предлагает эти брюки выпустить в районе задницы. Повезло ей, что я не на третьем уровне. Мы гордо удаляемся.
Вечером я иду в «Замшу» и отрываюсь, словно сейчас 1999 год и задницу еще не разнесло. Должна признаться, у меня нет отбоя от поклонников, и в воскресном выпуске «Пост» появляются четыре фото Обольстительной Ви с четырьмя мужчинами. Еще не все потеряно! Намек на неразборчивость в связях бизнесу только на пользу, а в моем положении нужно радоваться любой возможности повысить уровень продаж.
Я с нетерпением жду следующего дня — у меня партия в шахматы с Бланш. Она — словно сбитые сливки на подмоченном суфле моей жизни.
В парке я сразу замечаю Бланш — больше никто не додумался надеть вдовий траур и нацепить сотню браслетов из черного кварца. Зато сегодня на Бланш никаких колец.
— Бланш, что это с тобой? Черное тебе не идет. Где твое розовое платье?
Бланш плетется, шаркая, к шахматному столику. С прошлой недели она словно постарела на десять лет.
— Ви, я не могу поверить, что его больше нет.
— Зато ты сэкономишь десять баксов.
Бланш бросает на меня взгляд, означающий: «Иди к черту». Знала бы она, что я действительно к нему попаду! Я прикусываю язык.
Мы еле ползем по узкой дорожке, минуем карусель, откуда доносятся восторженные вопли мелюзги.
— Бланш, ты ведь не знаешь наверняка, что он умер. Может, он уехал к родственникам.
— Не ездил, не ездил, а тут вдруг уехал? Ты совсем не разбираешься в мужчинах, Ви.
Впереди маячат шахматные столики. Бланш, кажется, дурно, я поддерживаю ее под локоть — вдруг она упадет? Бланш поднимает голову, я отслеживаю ее взгляд. Юрий на своем обычном
В тот же миг Бланш кидается к столику, а доковыляв, шлепает Юрия сумочкой («Соната», мой подарок).
Юрий закрывается руками.
— Сумасшедшая! За что ты бьешь Юрия? — вопрошает Юрий.
— Я думала, ты умер! Чертов коммуняка! Казак! Либерал!
Бланш продолжает лупить Юрия сумочкой.
— А ты так переживала, что теперь готова меня до смерти забить?
От неожиданности Бланш прекращает экзекуцию. Она прижимает к груди крохотный кулачок и делает шаг назад.
— С чего ты взял? — спрашивает она, уже полностью овладев собой.
Картинка прелестная — я с нетерпением жду, когда заиграют скрипки или влюбленные поубивают друг друга. Будь у мамули хоть одна десятая доля доброты Бланш, папа бы ее не бросил, сама она была бы сейчас дома, а я была бы на четвертом уровне. Мечтать не вредно.
Я достаю визитку и пишу на ней координаты Бланш — она достаточно страдала. Визитку я протягиваю Юрию.
— Это ее телефон и адрес. И сегодня ты ей позвонишь, или я сделаю так, что ты больше никогда не будешь собирать дань с шахматистов, по крайней мере в Нью-Йорке. Ты меня понял?
Юрий расплывается в щербатой улыбке.
— Да, — отвечает он по-русски.
Я под руку веду Бланш к нашему столику. Она несколько не в себе.
— Ну, что я говорила? Такого не задушишь, не убьешь.
Бланш часто моргает, но не старается скрыть радость.
— Я была почти уверена…
— Это потому, Бланш, что ты старая. Тебе кажется, что все поумирали.
— Мы все смертны, Ви. Никого не минует чаша сия.
Именно этой фразы мне и не хватало для полного счастья. Я передергиваю плечами, мотаю головой, стараясь стряхнуть навязчивую идею.
— Ви, как твои проблемы?
— Какие проблемы?
— Ну, те, с Люси.
— Ах с Люси! — Я тру свою достойную сожаления задницу. — Хвастаться нечем. Вот пожар был в бутике.
— Да ты что! И многое сгорело?
— Так, пустяки. Знаешь, я хотела как лучше — может, впервые в жизни, — а получилось как всегда.
— Хорошие поступки нелегко совершать. Вот, помню, когда мне было… — Бланш возводит глаза, — восемнадцать или около того…
Она погружается в воспоминания, я терпеливо жду.
— Так что случилось, когда тебе было восемнадцать? — не выдерживаю я.
Бланш указывает на шахматную доску.
— Мы играть вообще будем?
— Погоди. Скажи сначала, что случилось, когда тебе было восемнадцать.
Бланш смеется.
— Ви, ты мне льстишь. Разве все упомнишь? Лучше расскажи мне об этой своей Люси.
Неужели у Бланш склероз? Только этого не хватало.
— Бланш, и часто у тебя бывают такие провалы?