Как работает йога. Исцеление и самоисцеление с помощью йога-сутры
Шрифт:
— Я получил звание коменданта этого участка больше десяти лет назад, — ответил он горделиво.
— Так я и думала. И спина ваша на протяжении тысяч и тысяч дней оставалась скрюченной, постепенно сдавливая самое себя — понимаете?
Он угрюмо кивнул, понимая, куда я клоню.
— И поэтому вам не удастся просто так взять да и разогнуть ее за пару недель. Придется делать все очень медленно и постепенно — или вы просто повредите ее еще хуже, как дерево, о котором не позаботились, не уговорили его выпрямиться — медленно,
— Насколько медленно? — требовательно спросил он, почти с отчаянием в голосе.
— Ну, не за тысячу дней, которые потребовались, чтобы испортить вам спину, но и не за пару недель, — я указала на пыльные стопы бумаг позади коврика, на котором за работой сидел комендант, — Можно использовать пару стопок вон тех бумаг? Вы часто ими пользуетесь?
— Часто? — хихикнул он в ответ, — Никогда. Это копии моих отчетов столичному суперинтенданту. Вранье, за которое мне платят…, - он примолк и уставился в пол.
Я не стала ни о чем спрашивать. Просто пошла и взяла пачку бумаг с ближайшей кипы, дюйма в три толщиной, вернулась к коменданту и положила стопку у его ног.
— Нам нельзя сейчас взять и бросить заниматься, иначе спину сведет еще хуже, чем когда-либо раньше, и это будет целое дело вернуть ее в форму. Так что полегоньку продолжим, но в ближайшие пару недель будем делать совсем понемногу. Начнем с Позы Сильной Растяжки: наклонитесь вперед, но не касайтесь стоп пальцами рук. Дотягивайтесь до поверхности стопки бумаг. Так он и сделал.
— Держите позу пять вдохов и выдохов, — скомандовала я, и он послушался. А когда он выпрямился, я сняла один-единственный листок сверху и положила его на место, в общую кучу бумаг.
— По одному листу в день, — сказала я, — подходящая скорость для вашей спины.
— Но тут же несколько сотен листов! — воскликнул он, — потребуется несколько месяцев, чтобы дойти до пола!
— Не стоит думать таким образом, — сказала я, — лучше думать, как быстро это случится по сравнению со всеми теми годами, которые прошли во вред вашей спине.
Возникло продолжительное молчание; комендант дозревал до некой мысли, довольно медленно, но я его не торопила. Подумать только — Катрин столкнулась с совершенно такими же сложностями в первые дни моего ученичества.
— Что же получается… что… что нет пути быстрее этого? — проговорил он, — В смысле… я имею в виду, такого пути, который не сделает мне худо, разумеется.
Я посмотрела в окно, словно обдумывая его вопрос. Кое-кому из учеников совсем не полезно осознавать, что ты на мили и мили обогнал его.
— Есть путь быстрее, — сказала я наконец, — Однако… «быстрее», вероятно, не совсем то слово. Точнее было бы сказать, что есть некий путь, проверенный. И так получается, что он всегда быстрее, чем другой — который работает лишь время от времени, и то только при условии, если работает первый. Он явно запутался.
— Скажем так, если вы действительно
— Я серьезно настроен, — сказал он, держась за спину и — спасибо огромное! — бросая взгляд на дверь, туда, где жили те самые двое людей.
— Вот и договорились, — ответила я, — В следующий раз займемся каналами и внутренними ветрами, — и я показала ему, как обращаться с собой в течение наступающей недели, после чего была возвращена в камеру.
В канун каких-нибудь важных событий непременно случается нечто, что пытается помешать происходящему. Это закон йоги — и закон сил, которые управляют всей жизнью. В тот день, как обычно, явился мальчик с подносом для Бузуку, пристав был чем-то занят в одной из соседних комнат, и из-за стены появилась моя плошка. Заглотнув часть, я высыпала остальное в ладонь и вытолкнула чашку обратно. Я как раз просовывала руку в дыру в стене, чтобы предложить пищу моему маленькому спутнику, когда услышала шорох шагов за спиной.
— Подойди сюда, девчонка, — раздался голос пристава. Это были первые слова, которые я услышала от него за время заключения.
Я сжала в кулаке драгоценные рисовые зерна и приблизилась к решетке. Он уже вошел в камеру, и лицо его исказилось от напряжения, а пальцы поигрывали на рукояти дубинки.
— Покажи руку. Я вытянула руку.
— Раскрой ладонь.
Я раскрыла. Зернышки риса медленно проскользнули между пальцев.
А потом на мгновение все затуманилось, и я взглянула на свою руку и увидела длинный красный рубец, вдоль которого кожа разошлась, и начала сочиться кровь.
— Просто чтоб ты знала, каково это, — сказал пристав и выкатился за дверь, закрыв ее за собой на засов. И тут боль накрыла меня с головой, и я рухнула на колени, а затем из соседней камеры раздался шум потасовки, а потом мерное «ж-жих, ж-жих, ж-жих» той же самой дубинки, истошные нескончаемые крики Бузуку, прерывистое дыхание пристава, а потом — тишина.
Пристав ушел вскоре после того, как стемнело. Я прождала довольно долго после его ухода и затем тихонько прошептала:
— Бузуку… Бузуку… где вы? Как вы?
Я услышала, как с тихим стоном он поднялся и подобрался поближе к стене, которая нас разделяла.
He так худо, как могло быть, — проговорил он, — Тут нужна сноровка.
Забиваешься в угол, чтобы не дать на себя замахиваться как следует.
Прикрываешь голову и лицо и орешь, как сумасшедший, чтобы казалось, что тебя и впрямь уродуют не на шутку, и тогда через какое-то время тебя оставляют в покое, — он помолчал, — Но на сей раз нам действительно пора поговорить.
— Конечно-конечно. Простите меня! Я и не думала…