Как работает йога. Исцеление и самоисцеление с помощью йога-сутры
Шрифт:
Я едва удержалась от смешка. Учительство подчас было слишком серьезным занятием.
— Первая часть — это сострадание: забирание чьей-нибудь боли, — повторила я.
— Прошу прощения, — сказал комендант, — неужели так оно и есть?
Неужели я могу забрать у пристава его боль подобным образом?
– 'Можете — и возьмете. Но не так, как Вам сейчас кажется. Важно понять, как вы будете это делать. Но это придет позже. Я обещаю.
А пока нам надо разобраться с отдаванием — с добротой; и Вам следует знать, что Мастер вводит понятие сострадания и доброты вместе, одновременно
Если сострадание желает забрать боль, то доброта желает заполнить пустоту, оставшуюся после ухода боли: доброта желает оделить человека всем, чем бы он ни пожелал.
А теперь закрывайте глаза и снова представьте себя в доме пристава.
Вы желаете наполнить его счастьем, теперь, когда ушла его печаль.
Каким угодно счастьем, чем угодно из того, что, по-вашему, ему бы хотелось. Но у меня есть соображение по поводу того, какое счастье вы могли бы ему дать — нечто особенное, что покорит ваш эгоизм — чуть ли не самую мощную отрицательную мысль, забивающую каналы вашей спины.
— Опять чуть ли не, — проговорил комендант.
— Об этом позже, — снова заметила я.
— На этот раз давайте вообразим, что с выдохом вы отправляете гонца: ваше дыхание — это человек, и всякий раз когда вы выдыхаете, он подходит все ближе к порогу дома пристава. И этот человек…, - я никак не могла вспомнить, — какое бишь звание у вашего начальника, — спросила я.
— А этот… Ну, должно быть, столичный суперинтендант. Суровый тип, особенно когда я опаздываю с рапортами, — прошептал комендант, поглядывая вновь на свой рабочий стол.
— Еще немного, — сказала я, — итак, каждый выдох приближает суперинтенданта к дверям пристава, и вот он уже стучит. Пристав открывает дверь — чистенький, жизнерадостный, умытый и одетый с иголочки — с тех самых пор, как вы освободили его от пьянства.
Утреннее солнце сияет ему в лицо, и суперинтендант приветствует его и с радушным рукопожатием протягивает ему письмо. Пристав распечатывает его и чуть не падает от радости и неожиданности, потому что…
— Потому что что? — встрял комендант, уже почуяв, что это может быть за письмо.
— Потому что это — официальное распоряжение из министерства, объявляющее его новым комендантом, главой этого самого участка, — закончила я радостно.
У коменданта вытянулось лицо:
— Да как же это… Чем же в таком случае буду заниматься я? — выпалил он.
— Да дело не в этом! — воскликнула я, — Или может быть как раз в этом-то все и дело! Понимаете? Вы даете ему то, что больше всего сделает его счастливым, даже если — или особенно если — это та самая вещь, которая делает счастливым вас. то самое, что вы бы приберегли для себя.
Комендант, похоже, слегка запутался:
— Что-то я не понимаю, — промолвил он, — как все это связано с исцелением моей спины?
— Это в прямую связано с исцелением вашей спины…, - я едва спохватилась, что бы не назвать его болваном, что Катрин иногда себе позволяла.
— Подумайте, комендант! Ваш эгоизм ни к чему вас не привел! Вечная озабоченность собой не помогла вам даже уберечь собственное здоровье!
Она пережимает ваши каналы, останавливает ветры, причиняет вам боль,
Комендант вскинул брови и вытаращил глаза:
— Ну ладно, ладно! Уймитесь, девушка. А то, боюсь, пережмете себе канал.
Он был прав. Я проделала положенные десять вдохов и выдохов, успокоилась, и мы вместе произвели повышение пристава по службе, сидя в полной тишине. А потом, для закрепления изученного, мы отправились в дом к караульному и забрали из его сердца черное облако лени и апатии. Благодаря этому караульный стал столь сообразителен и энергичен, что суперинтендант, возвращаясь от пристава и наткнувшись на него, был настолько впечатлен, что немедленно забрал его в столицу своим протеже — по сути, проча его на свое место. Мы здорово повеселились; бесплатное легкое лекарство для внутренних ветров.
Глава 16. Мы неверно понимаем мир
Я уже как-то говорила Вам о законе йоги всей жизни — когда начинает происходить нечто очень важное и хорошее, могучие нехорошие силы тоже оказываются побеспокоены и пытаются помешать хорошему. Быть может, это как-то связано с тем, что начинают открываться каналы. А может быть, это дурные каналы противоборствуют, сражаясь за собственное существование.
Как раз в ту ночь, после нашей с комендантом первой атаки на эгоизм изнутри, ко мне под навес пришел пристав, когда я уже спала.
Вечный зарычал, и я немедленно проснулась. Стояла поздняя и ветреная ночь: приближались летние дожди. Однако, благодаря почти полной луне, я в мгновение ока смогла различить пристава. Его запах — запах выпивки — казалось, в первый же миг заполнил собой всю комнату.
Вечный уже было приготовился к прыжку, но я успела поймать конец веревки, за которую я его привязывала ради старухи хозяйки — от греха подальше.
— Не бойся, — раздался низкий смех пристава, — нечего бояться. Просто подумал, что мы могли бы поговорить и…, - его тень покачнулась в дверях, и он шагнул внутрь. В одной руке он держал глиняный кувшин, а другой шарил в темноте. Слишком поздно было урезонивать его.
Мы с Вечным повидали многое на своем веку. И у нас был особый знак на случай тревоги. Я выкрикивала слово «Вам!» на нашем с ним языке, после чего мы бросались наутек.
— Вечный! Вам! — выкрикнула я и вскочила с постели. Пристав неуклюже попытался схватить меня, но я увернулась, обрушив на него ткацкий станок, и бросилась к двери. Вечный проскочил у пристава между ног, волоча за собой веревку, и вот мы уже неслись под лунным светом, направляясь к околице.
Пока мы бежали, я думала. Мы никак не могли направляться в сторону тюрьмы и главной дороги-, слишком много людей, да и рассвет не так далек. Но продираться через поля, с другой стороны, было не на много лучше: я по опыту знала, что нас легко было бы выследить по утру.