Как растлить совершеннолетнего, Или Научи его плохому!
Шрифт:
Молодняк, отдыхающий неподалеку, помялся, после чего все ж направился ко мне.
— Слышь, ты чё, бухая? — вопросил меня тощенький пацанчик.
— Сам такой, — буркнула я.
— Ты чё грубишь?
— Дай помереть спокойно, а? — очень по-человечески попросила я.
— Вроде и правда не бухая, — вынес вердикт крепкий, коротко стриженый парень и спросил: — А чего ты в одежде-то тогда плавала?
— Да меня как-то не спросили, — поведала я ему.
— Слышь, ты и правда, чего грубишь? — осуждающе сказал третий парень. — Мы
— Лучше д-домой, — дрожа от холода, отозвалась я. — Правда, парни, если вам не т-трудно, отвезите меня домой, а? Я на Кирова живу. Тысячу вам заплачу, если от-твезете.
— Да иди ты, — обиделся бритоголовый. — Я тебе что, таксист?
«Ну вот, не могла ты к нему по-человечески, что ли? — окрысился на меня внутренний голос. — Вот где сейчас машину брать будем? Кто тебя, чучундру мокрую, в машину посадит???»
Я закрыла глаза и приготовилась помереть, так худо мне было. О том, чтобы встать и пойти дальше себя спасать — не могло быть и речи.
Тем временем неподалеку взрыкнул мотор, молодняк быстренько собрал свои вещи с пляжа, и я неожиданно услышала:
— Слышь, красавица, тебе что, отдельное приглашение надо?
Я открыла один глаз, недоуменно посмотрела на бритоголового, восседающего за рулем Ландкрузера и отозвалась:
— Так ведь ты сказал, что ты мне не таксист!
— Верно, — кивнул он. — За деньги девчонок не вожу. Садись давай, и не выкобенивайся.
Я тут же птичкой вспорхнула с песка — откуда только силы взялись, втиснулась четвертой на заднее сидение, кое — как прикрыла дверь и принялась горячо благодарить:
— Ой, ребята, вы даже сами не представляете, как вы меня выручили! Да если б не вы…
— Ой, да ты сама не представляешь, как тебе повезло, что ты сейчас на мокрую кошку похожа, — передразнил меня бритоголовый. — Да если б ты была чуток посимпатичней — уж мы б тебя приласкали! Правда, парни?
— А то! — заржали они.
— Ой! — пискнула я, постаралась отодвинуться от них и всю дорогу молчала как партизан на допросе, настороженно следя — не собираются ль они все же, вопреки обещанию, меня эээ… приласкать?
Как выяснилось, привлекательность свою я все же переоценила, парни спокойно довезли меня до дома, не обращая на меня ровно никакого внимания, высадили у кованых ворот и на прощание посоветовали:
— Слышь, в следующий раз плавай в купальнике.
— Или без оного, — противно засмеялся тощенький.
— Ага, щаз, — буркнула я и пошла во двор. Джип побибикал мне на прощание и унесся. А я сделала пару шагов по двору и замерла.
Около своего крайслера стоял Дэн. Лучи закатного солнца вычерчивали его сильное тело на фоне неба, ложились отблеском на безумно красивые черты лица, ветер трепал темные пряди волос надо лбом, а глаза его холодно смотрели на меня в упор.
— Эээ… здравствуй, — нервно поежившись,
Он молча рассматривал меня, словно какую-то букашку.
— Знаешь, а у меня проблемы были, — торопливо принялась вещать я. — Я в речку упала, а вот парни меня и подвезли.
Он так же с каменным лицом продолжал на меня смотреть.
— Ну перестань, а? — жалобно сказала я.
И тогда он все же пошевелился. Лениво достал из кармана карту — ключ от моей квартиры, аккуратно положил ее на край клумбы и…
— Эээй, ты куда? — заволновалась я.
… сел в крайслер и, не глядя на меня, поехал со двора прочь.
— Да погоди ты, я все объясню! — закричала я в приоткрытое окошко, вприпрыжку несясь за машиной.
Он даже не посмотрел на меня. Стекло плавно поднялось, Крайслер прибавил скорости и унесся, увозя парня моей мечты.
Я добрела до клумбы, села на нее и заревела.
Черт возьми! Меня сегодня почти отравили, утопили и убили камнем. Я еле живая добредаю до дома — и тут Дэн от меня уходит.
— Так тебе, бесстыдница, — сухо проговорила Августа Никифоровна, проходя мимо меня. — Парень ее тут с собаками ищет, лица на нем нет, а она с хахалями на джипах веселится.
Я вскинула на нее глаза, но она уже уходила дальше.
Значит, Дэн меня искал. Августе Никифоровне можно верить — она у нас во дворе неофициальная глава партии старушек и посему денно — нощно сидит на лавочках, внучонка выгуливает и треплется с товарками.
Я взяла с бортика клумбы ключ-карту, которой касались руки любимого, вспомнила его непроницаемый взгляд и заревела еще горше.
Потом потянулась за сотовым, чтобы позвонить Дэну и только теперь поняла, что сумочки нет. Утопила, вместе с сотовым и ключом от дома.
Я вытерла слезы рукой, встала и побрела к подъезду.
Все люди, что были во дворе, внимательно меня разглядывали, и я ясно видела себя их глазами — грязную, мокрую, всю в крови от раны на руке и всклоченную. Две мамаши в беседке горячо зашептались, глядя на меня. Плюгавый мужичонка с первого этажа, возившийся около машины, посмотрел на меня как на бомжиху и отвернулся.
«Да пошли вы к черту!» — устало подумала я.
Я четко понимала — выжила я сегодня чудом. Я не понимаю, кому я сделала чего плохого, но меня определенно пытались убить. Пророчество практически сбылось, мне просто повезло остаться живой!
А любимый меня бросил, даже не пожелав выслушать. Интересно, если меня все же убьют — он будет плакать? Или уронит скупую мужскую слезу и постарается абстрагироваться от того, что уже не исправить?
Дома я, наплевав на свои переживания, первым делом сунула в любимую кружку Дэна пакетик чая, который пил только он, залила кипятком из чайника и долго ностальгировала над горьким напитком. Чай был отвратительный, аж скулы сводило от горечи, но я мужественно выпила его — ведь это была словно ниточка между мной и ним.