Как рушатся замки
Шрифт:
Он оставался с ней.
А она продолжала им пользоваться.
«У нас общая цель», – убеждала она себя.
«Тебе нравится, что он только твой», – иронизировала тьма, цепляясь за юбку.
«Всегда забираешь лучшее».
«Он совсем не похож на скользкого демона-лиса, не так ли?».
«Не так ли?» – подхватили эхо другие тени, до того безучастно взиравшие на неё из углов и щелей.
— Убирайтесь, – приказала она.
Беспривязные спутницы наперебой зашептались. После происшествия в квартире Лис они не покидали её ни днём, ни ночью.
Она заскочила в спальню,
В Шарно царила особая атмосфера. До границы с Сутеном отсюда добирались пешком или на маленьких рельсовых автобусах. «Заботливое» правительство после революции не отложило вопрос по налаживанию транспортных сетей и, в короткие сроки восстановив производство двигателей и проводов, запустило прежние маршруты. «Поразительная результативность!» – восхищались лояльные зарубежные журналисты. Известно – откуда она взялась. Крупные предприятия оказались в кулаке государства: какие-то отобрали силой, какие-то присвоили за минимальную стоимость. В газетах это толерантно именовали «мобилизационной экономикой». Эйвилин кривилась: как захват ни обзывай, сущность не менялась. Не Росс с его компанией строили заводы, не они разрабатывали производственные схемы – незаконно заполучили готовое, избавившись от предыдущих собственников. Мёртвые не спросят. Мёртвым имущество без надобности.
По обе стороны улицы пестрели вывески на сорнийском и сутенском. Из детской привычки девушка вчитывалась в каждую: «Cafee fa lemma»{?}[Лимонная кофейня (сут.)], «La appet»{?}[Приятного аппетита! (сут.)], «Gard fo ame»{?}[Цветок для души (сут.)], «Книги и пластинки», «Булочная № 1» – от последней, вкупе с видом прилавка, рот наполнился слюной. Завтрак она пропустила, засидевшись за письмами; обед прогуляла из-за волнения – следила за часами, опасаясь провала их плана. Сердобольная молодёжь притащила ей чай с сушкой, которую она едва проглотила: по вкусу напоминало песок вперемешку с изюмом.
Эйвилин попыталась вытащить из памяти вкус эклеров, испечённых на дворцовой кухне. Вместо них вспоминалось чёрствое дешёвое печенье из картонных коробок, которое им привозили вместе с сигаретами.
— Подождёшь меня?
Прежде, чем она смогла ответить, Эзра скрылся в магазине. Весело зазвенел колокольчик. На его зов выглянула румяная полноватая женщина в цветастом платье. Через несколько минут в руки девушке попал круассан. Пальцы сразу сделались липкими из-за сахарной пудры.
— Нельзя
— Заботливый, – на выдохе произнесла Эйвилин.
Сладкое воздушное тесто таяло во рту. Принцесса зажмурилась от удовольствия и ощутила мягкое прикосновение губ ко лбу. Сердце не откликнулось, но тело окутало тепло: ненадолго к ней снова вернулась способность испытывать радость – она почувствовала себя живой.
Пока она доедала, шли в тишине. Мимо проезжали ребята на велосипедах – подростки, не старше пятнадцати, в одних купальных костюмах. Вслед им нёсся грозный окрик чьей-то матери – девчонка, сидевшая позади кудрявого мальчика, захихикала и теснее прижалась к его спине. Она посмотрела на Эйвилин огромными синими омутами без зрачков и поспешно отвернулась. То, что принцесса поначалу приняла за блестящую краску на коже, оказалось чешуёй.
В империи бестии так вольно не разгуливали. К ним, сколько Эйвилин слышала от матушки, относились с настороженностью. Многие – и вовсе с презрением. Их не брали на работу, отказывались пускать в общественные бани, им не позволяли находиться в «людских» ресторанах и закупаться в «людских» магазинах. Бестий вынуждали прятаться под париками, линзами, слоями косметики только из-за того, что они отличались. Не плохие и не злые от природы – всего лишь другие.
«Человек ненавидит человека, – пожимала плечами матушка. – Что говорить о нас? Мы им тем более отвратительны».
В её лёгких речах таилась не обида – нечто глубокое, страшное, непреодолимое. Она прикрывалась смехом, когда придворные насмехались над нерасторопными карликами, глупыми эльфами и распутными ино. Не спорила, не бранилась – безмолвно слушала, по ночам нашёптывая имена любимому мужу. На следующий день на блюдо выкладывали тёплое сердце.
«Запоминай, Эйви, – твердила она, когда дочь с негодованием высказывалась о ядовитых комментариях, выцепленных из болтовни слуг, – запоминай. Однажды ты вырвешь им языки за нас».
Полукровка на троне – тоже локальная революция. Она собиралась создавать новый мир… Её опередили, без спроса вырвав регалии.
Всего раз, провожая взглядом девочку на велосипеде, она была готова признать, что Росс добился чего-то положительного. «Единый сорнийский народ вне зависимости от происхождения, расы, цвета кожи, рода деятельности и религии», – устанавливалось в Преамбуле Легаты. Через старые порядки сложно переступать. Сноси, не сноси – мышление, впитывавшееся с молоком кормилицы, не изменялось по предписанию закона. И всё же правительство Росса, а с ним и Высокая Палата, открыто шагнули навстречу переменам.
Жаль, снисхождения власти-преступники не заслужили. Благородные реформы не освобождали их от ответственности.
— О чём задумалась?
Девушка кивнула на подростков, которые уже скрывались за поворотом. Шум проспекта не заглушал их беззаботный смех.
— Они счастливые, – высказалась она. – Их юность проносится под пальбу и взрывы, но они всё равно сбегают на пляж и целуются тайком от родителей.
— Дети обычно не беспокоятся из-за будущего, – подметил Эзра. – Им легче воспринимать…