Как сделать Россию нормальной страной

Малый Матвей

Мы описали очень странное явление — «Социальная машина». Ее не видно, но она есть, и цели у нее мертвые. Главный исторический урок XX века — возможность перехода в другое измерение и формирование (с помощью союза горизонтальной идеологии и индустриальной технологии) Социальной машины индустриального типа — не должен быть забыт, потому что информационный век также предлагает множество методов полного отказа от себя с необратимыми трагическими последствиями. Это и болезненное пристрастие к развлечениям, и сотни программ телевидения, и Интернет, и наркотики. Но человек должен жить, видеть, мыслить, а не реагировать на внешние стимулы абстрагировавшись от своего собственного Я.

Создание Социальной машины информационного века очень хорошо описано Виктором Пелевиным (Generation «П», М.: Вагриус, 1999.

С. 104-105). Человек смотрит телевизор, и телевизор заставляет его переключать свое внимание с одного объекта на другой. Человек лежит на диване, но и живет внутри экрана. Его нет, он неподвижен, но изображение на экране полностью владеет им, управляя его эмоциями, давая ему знания, заменяя ему жизнь. Одновременно телевизор смотрят миллионы. Итак, в одном измерении — миллионы уставившихся на экран неподвижных людей. В другом — режиссер, оператор, который управляет их мыслями и вполне способен управлять и их действиями.

Вот хороший пример. В Латинской Америке проводился очередной футбольный матч. Футбол — это виртуальное действо, в конечном счете бессмысленный бег по полю за мячом. Матч транслировался по телевидению, то есть люди наблюдали это событие не сами, а с помощью оператора. Это уже виртуальная реальность в квадрате. Матч так снимали, что гол показался несправедливо засчитанным. Это уже виртуальная реальность в кубе. Результат — реальная война, реальные трупы людей. Иными словами, телевизионный режиссер и есть новая горизонтальная идеология, а новый парад и демонстрация трудящихся — застывшие позы перед объединяющим всех мерцающим экраном.

Проследим еще раз за развитием Социальной машины. Социальная машина позволяет своим членам адаптироваться к сложностям Индустриального века, поэтому вначале она кажется привлекательной. Социальной машины фактически не существует, однако когда человек начинает зависеть от нее, позволяет себе принять идеи, которые Социальная машина пропагандирует, он видит, что Социальная машина начинает постепенно уничтожать его собственную душу. Причиной этого конфликта является то, что Социальная машина действует как неживой объект и поэтому вступает в бескомпромиссный конфликт со всем живым. Человек начинает бояться, что когда-нибудь Машина распознает его в качестве живого — и мгновенно уничтожит. Может быть, уничтожит морально, а может — и физически. Неодушевленная виртуальная Социальная машина становится полным хозяином тех людей, которые ее создали и теперь являются ее частью. Они уже не могут существовать вне Социальной машины.

Саддам Хусейн спрашивает у граждан Ирака: «Любите ли вы меня?» «Любим!» Делает он им еще хуже. «Любите ли вы меня?» «Очень любим! Очень!» Делает он им еще вдвое хуже. «Любите ли вы меня?» «Обожаем!» Делает он им и еще хуже. «Любите ли вы меня?» Молчат, все умерли. Спрашивает Клинтон у американцев: «Любите ли вы меня, ну хоть немножко?» «Да нет нам дела до тебя, а служить будешь плохо — прогоним». Делает он им еще лучше. «Любите ли вы меня, ну хоть немножко?» «Да нет нам дела до тебя, а служить будешь плохо — прогоним». Делает он им еще вдвое лучше. «Любите ли вы меня, ну хоть немножко?» «Да нет нам дела до тебя, а служить будешь плохо — прогоним».

Для человека естественной является вертикальная ориентация, ситуация, при которой он развивается, но иногда возможностей для его развития нет: например, когда он закабален или у него нет работы и средств к существованию. Единственная возможность преодолеть объективную невозможность развиваться — прибегнуть к магии, то есть перейти в другое измерение. Этого можно достичь, поменяв вертикальную ориентацию на горизонтальную. Магия позволяет создать псевдорелигию, где добро заменяется на общее добро, а Бог — на коллектив. Тогда развиваться и отвечать за себя уже не нужно — цель достигнута. Горизонтальная ориентация освобождает энергию зависти, которая разрушительна с точки зрения индивидуума, но созидательна с точки зрения коллектива. Горизонтальная ориентация, зависть, псевдорелигия объединяются для того, чтобы создать идеологию. Одно из свойств идеологии заключается в том, что она выражает интересы неживого объекта. Это следствие горизонтального самоотрицания. Другое свойство идеологии — она построена на магии, которая является ответом на объективную или субъективную невозможность

вертикального развития. Отрицание себя и невозможность вертикального развития — две стороны одной медали, и эти свойства идеологии отлично дополняют друг друга.

Разница между идеологией и завистью состоит в том, что идеология — это зависть, которая исходит не от отдельного человека, а практикуется организовано. Это зависть не межличностная, не направленная конкретно от одного человека на другого, а возведенная в ранг мировоззрения и освященная организованной на ее фундаменте группой людей, которая в этом случае создала предпосылки для своего превращения в коллектив. То есть это зависть с более высоким магическим предназначением, что позволяет идеологии, базирующейся на зависти, удовлетворить все требования, которые общество предъявляет религии. Таким образом, идеология заменяет религию и становится единственным организатором общества.

Отметим, что переход общества с религиозной на идеологическую ориентацию произошел во всем индустриальном мире. Люди стараются достичь спасения (в религиозном смысле этого слова) не с помощью добрых поступков, а через владение вещами, сделанными Станком. Магия вещизма: состоит в том, что если у меня есть джинсы «Wrangler», я могу быть другом, членом кампании, а если у меня нет этих джинсов, значит, я чужак и дурак. Теперь мне нет смысла становиться интересным собеседником или хорошим человеком: вопрос стоит ребром, есть джинсы или их нет.

Тоталитарный режим — это не мистификация индустриальной Машины: это мистификация зависти. Поэтому тоталитарный режим может быть и крестьянский (как в Китае, Албании, Кампучии), и неиндустриальный (как на Кубе), и индустриальный (как в фашистской Германии). Может тоталитарный режим существовать и в информационном веке.

Введем такое понятие, как "близкожитие", то есть отсутствие необходимой стены прав вокруг индивидуума. Близкожитие делает зависть и нездоровую зависимость центральными факторами социальной жизни. Коммунистическое общество начинается с близкожития. Близкожитие ведет к зависти. Зависть — к разрухе. От разрухи мы переходим к Социальной машине. Социальная машина уничтожает тех, кто не является ее членами, а те, кто являются — перерождаются в нелюдей. Машина развивается. Личность, являющаяся частью Машины, уничтожается. Главная цель Машины — борьба с завистью — теряет смысл. Общественная система рушится. Существуют различные сценарии гибели или перерождения Социальной машины: либо гибель всех членов общества, как практически произошло в Кампучии и как происходит с некоторыми сектами, либо простое перерождение Машины, ее адаптация к изменившейся реальности.

Три ипостаси человека

СОЦИАЛЬНАЯ МАШИНА	ЧЕЛОВЕК	ВИРТУАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Индивидуума нет: все решения принимаются коллегиально и анонимно. У человека нет голоса: все северокорейцы молчат или плачут от ; счастья, а ведь если дать им голос их жуткий вопль достиг бы слуха внеземных цивилизаций	У человека есть физическое тело, определенное место пребывания, голос, который в данный момент слышат его собеседники	Картинка человека тиражируется по всей планете, его слова передаются так и в такой форме, что он об этом и не подозревает. В век интернета и телефона ; географическое местонахождение ; не важно
Картинка: человек в танке	Картинка: человек на природе или в общении с другими людьми	Картинка: человек на экране телевизора или интернетовская кличка
Человек " нигде	Человек " здесь	Человек " везде, но не здесь
Человек живет, но кажется мертвым	Человек живет, потом умирает	Человек может давно быть мертвым, но живая картинка представляет его живым