Как сделать Россию нормальной страной
Шрифт:
Рассмотрим, например, фильм “Кубанские казаки”, рассказывающий о жизни села в послевоенные годы. Если бы этот фильм был реалистическим, он показал бы полуголодных людей, не имеющих возможности бежать из деревни в город, поедающих кору деревьев и картофельные очистки. Но в фильме изображены сытые танцующие крестьяне, переполненные хлебом поля. А это еще дальше от реальности чем любая абстрактная картина: абстракция честно заявляет, что она не есть реальность, и этим реальность не трогает, здесь же мы имеем дело с подлым мифом, который подменяет реальность собой, и делает это не просто так, чтобы поиграть с художественными средствами, а с целью обмана и закабаления зрителя.
Почему
Человек живет в мире не сам по себе, а в контакте с другими, эти контакты имеют очень важное значение и составляют весомую часть реальности. Люди обмениваются мыслями и идеями. Но эти идеи лишь материал для внутренней переработки и осмысления, что очень важно подчеркнуть.
Человек может и должен воспринять мысль другого такой, какая она есть, а не такой, как хотелось бы услышать: воспринимать надо адекватно, без искажений и помех. Но затем человек должен понять, то есть творчески переработать эту мысль. Тогда результат будет живым, так как эта мысль, в какой-то уже новой форме, станет частью его собственного внутреннего диалога.
Такому восприятию есть опасная альтернатива: идея может быть воспринята без осмысления, изменения и внутреннего комментария, и такая идея осядет в душе мертвым грузом. Имплантированная идея станет «пулей», неживой частью человека, тем кирпичиком, из которого строится его неживое Социальное Я. При этом абсолютно неважно, правильная это идея или нет.
Человеку нужна еда, но если у него в желудке окажется бутерброд с колбасой в том виде, в каком он был на тарелке, это может привести к смерти. Бутерброд с колбасой должен попадать в желудок человека хорошо пережеванным и смоченным слюной. В таком же виде должна оказываться внутри человека и идея.
Нет ничего плохого в чтении Ленина, если мы имеем право размышлять над тем, что он сказал, соглашаясь с одним и не соглашаясь с другим. Но идеология требует, чтобы мы сохраняли идеи в неизменной форме. Если читать Ленина, априори считая, что он всегда прав, наступит мыслительный эквивалент несварения желудка. Тем более что Ленин никогда ни в чем не сомневался.
Итак, мы берем идею и обдумываем ее, говоря: “А так ли это?”. Только после этого мы принимаем ее, говоря: «Я буду обдумывать эту идею и в дальнейшем, я не принимаю ее на веру». В этом случае идея органично становится частью внутреннего диалога и развивает индивидуальность человека. Человек использует такую идею как затравку и развивает ее внутри себя, так же как кораллы заселяют и постепенно полностью обживают упавший в океан кусок дерева.
Но если человек сказал: «Да, я принимаю это мнение полностью, как есть, и не собираюсь когда-либо обдумывать его, подвергать сомнению и изменять», внутренний диалог прекращается. Внутри человека, как застрявшая в теле пуля, поселяется неживой объект.
Мысль становится живой только тогда, когда
А что если я скажу: «Дважды два четыре»? Будет ли это утверждение неправдой? Если я сам пришел к такому выводу, конечно, не будет — это результат моих размышлений. Даже фраза «Дважды два пять» если не сама правда, то верный шаг к ней. Если же я принял таблицу умножения на веру, как бы хорошо я ее ни знал, она не будет моей правдой. Принять на веру означает «Не сомневайся, не проверяй, не развивай». Отсюда путь не к дальнейшему изучению математики, а к заявлению, что ты всю ее уже изучил. А дальше — не новые формулы, а разборки с настоящими математиками. Любая фраза, не являющаяся результатом процесса мышления, останавливающая процесс мышления или заменяющая его собой, является не только неживой, но и переводящей человека в другое измерение.
Возьмем человека каменного века. Он — живой. У него были руки, глаза, уши. Куда его ни ткни иголкой, ему больно. А теперь возьмем современного дедушку: очки, телефон, протез коленного сустава, искусственные зубы, в руках — газета, которую он оживленно цитирует. Не дедушка, а киборг в тапочках. И если разобраться, у него в мозгу больше камней, чем в почках.
То же самое можно сказать об утверждениях правдивых и ложных. Ложные фразы безусловно есть (у слона сорок ног), а вот фраз, выражающих правду, нет. Если фраза не является ложью, это не означает, что она является правдой. Есть только фразы не ложные. Их ложность еще не стала очевидной, и поэтому ими пока что можно пользоваться. Мы ни в коем случае не можем остановить процесс, заставляющий нас сомневаться в правдивости этих фраз. Вот фраза. Мы изучили ее и определили как не ложную, время прошло, и снова опыт показал ее неложность. Ждем до следующей проверки. Но как только мы заявим, что сомнения невозможны, мы убьем данную идею и обязаны будем автоматически исключить ее из разряда неложных.
Только те идеи, относительно которых наши сомнения продолжаются, так что мы готовы в любой момент снова подвергнуть их исследованию, а по результату исследования перевести из разряда не ложных в разряд ложных, можно считать временно соответствующими истине и руководствоваться ими в своих действиях.
Для России это исключительно важно. Мы воспринимали как правду в последней инстанции идеи Ленина, чистые руки чекистов, Сталина, существование врагов народа, войну на чужой территории, нерушимую дружбу с Мао, перевыполнение плана, Горбачева, Ельцина. Казалось бы, хватит, научились: ан нет, за тридцать секунд появилась и заняла свое место на политическом Олимпе новая «руководящая и направляющая сила» — «Единство», тем более, что как мы уже отмечали, это слово из той же обоймы. Давайте больше не превозносить факты и личности, а уважать собственную способность и готовность сомневаться и проверять.
Мы видим полное противоречие между индивидуальным и социальным пониманием правды. В социальном октанте газета справедливо называлась «Правдой», и в ней все до последней запятой было и абсолютной правдой, и абсолютной ложью. Поскольку абсолютная правда и абсолютная ложь — это одно и то же, называйте как хотите. Поэт Инна Лиснянская сказала: «Кто прав всегда, тот никогда не прав». Действительно, тот, кто считает, что он всегда прав, не формулирует свои выводы в форме, открытой для изменения с течением времени и поэтому, по определению, не может сформулировать неложную фразу.