Как спасать принцесс # 1. Волшебник Лагрикома. Том 2
Шрифт:
– Потому что это в моей власти. – Теперь он говорит без улыбки в голосе, без вежливой мягкости и без сахарной глазури. Это пугает меня еще больше. – Потому что я люблю это. Потому что у вас есть то, что я хочу. И еще потому, что, когда к тебе сами приходят и сами все дают, я не дурак отказываться.
Я не знаю, какие у него глаза, но чувствую, как они прожигают во мне дыру.
– Что вы хотите от меня?
Он вскидывает руки, как будто это очевидно, или, быть может, просто от нетерпения.
– Сердце, принцесса.
В первый миг я опешиваю, даже делаю шаг назад. Но потом понимаю смысл его слов и не могу удержаться от смеха.
– О Восемь, так вы охотитесь за моим сердцем? Ха-ха-ха! Простите меня, прошу вас, но это так неожиданно и так совершенно изумительно! Мы с вами не успели и чаю вместе выпить, а вы уже влюбились в меня? Я польщена!
Я продолжаю смеяться, и смеюсь, и смеюсь. Из глаз уже идут слезы, сводит живот, я обнимаю себя и все смеюсь.
Он просто смотрит на меня и молчит. Со всех сторон мелкий треск, зеркала лопаются на мириады осколков, которые остаются висеть в воздухе почти на своих же местах и покачиваются словно на невидимых нитках.
– Кто вы? – спрашивает он тихо и делает шаг ко мне.
Я делаю шаг назад.
– Простите?
– Кто вы?
Он продолжает наступать, а я продолжаю пятиться между разбитыми зеркалами.
– Я не по…
– Я спрашиваю: кто вы такая? Вы смеетесь надо мной так, будто можете себе это позволить. Но вы не можете. Разве вы сильнее меня? Я могу разломить вас изнутри лишь отголоском мысли. Разве вы умнее меня? Вы ведете себя опрометчиво и глупо – в конце концов, вы же пришли сюда. Почему вы молчите? Вам больше не смешно?
Я пытаюсь вымолвить слова извинений, но вдруг он начинает хохотать, громко и свободно. Эхо этого смеха отражается от зеркал и усиливается стократно, сбивая меня с ног, заставляя зажать уши и зажмуриться.
– Влюбился! – восклицает он с сарказмом. – Ваши выводы и удручают, и забавляют. Вы бесподобны, ваше высочество, правда. Это потрясающе. Я бы сам такое не выдумал. Но мне не нужна ваша любовь, а только лишь сердце. Без поэзии и без фантазий. – Он взмахивает рукой и указывает на меня пальцем. – Знаете, просто орган у вас в груди.
На меня спускается туча холода и жути, я прикрываю сердце рукой и отступаю.
– Что вы такое говорите… Я вас не понимаю, право…
– Анелин, Анелин. – Он словно убаюкивает меня. – Обещаю, вам нечего бояться. Не будет боли, не будет страданий. Разве не этого вы так долго хотели? Свою семью обратно.
– Не приближайтесь.
Он разводит руками:
– Я не могу не приближаться. Я слишком долго ждал. Поверьте, я бы и сам предпочел оставить вас в покое, но не могу себе этого позволить. Понимаете, вы мне нужны. Вернее, ваша часть.
Из меня вырывается сдавленный крик, и я бросаюсь бежать, но он хватает меня за плечи, разворачивает к себе, я пытаюсь
– Хватит бегать, Анелин! – кричит он мне в лицо. – Это все пустое. Вам некуда бежать от меня: я уже здесь. Так перестаньте сопротивляться и покоритесь!
Его дыхание так близко на моем лице, шее, оно обжигает меня, словно открытая печь. Это сон, это сон, твержу я себе. Это сон, всего лишь сон…
– Как вы не поймете? Вам будет только лучше. Я возьму ваше сердце, уже поношенное за шестнадцать лет, а вам дам совсем новое, оно будет даже лучше. Я сделаю его специально для вас. Не волнуйтесь, я знаю в этом толк. А потом…
Нестерпимый жар, моя кожа кричит от боли… Сон, всего лишь сон, это сон, это сон, это сон, только сон, и больше ничего. Я слышу голос Внутренней Ане и вспоминаю, что это мой сон.
А во сне ведь возможно все.
У меня в руке ежебраз, мне нужно лишь чуть-чуть извернуться…
– Прочь из моего сна! Оставьте меня в покое!
С какой-то новой, невиданной силой, которой я в себе не подозревала, я толкаю ежебраза в лицо незнакомца и бегу, бегу, бегу.
Он не кричит – ревет от боли и ярости, его вопли и проклятия преследуют меня, я зажимаю уши руками и бегу по песку мимо зеркал к невозможно далекому горизонту, где, быть может, меня ждет спасение. Зеркала взрываются со всех сторон, я кричу и сжимаюсь, зажмуриваюсь, ожидаю страшной боли – но нет, осколки собираются в деревья, поблескивающие тысячей граней, и я продолжаю свое бегство сквозь этот опасный лес.
– Анелин…
– Ане…
– Доченька…
– Сестрица…
Их голоса, такие печальные, тоскливые, шелестят мне в спину. Я останавливаюсь, оборачиваюсь. На ветках из осколков две большие птицы с человеческими лицами. Их лицами. Сидят. Смотрят. Ждут. Закрываю глаза: не могу смотреть на них. Не могу. Только не эти лица. Я же давно простилась с ними, с того страшного дня прошло столько минут, часов, дней, недель, месяцев – почему они снова возвращаются? Я хочу, чтобы они вернулись, но не так, совсем не так!
Я отворачиваюсь и бегу, утирая слезы, не разбирая дороги, зажимая уши руками, чтобы не слышать их разочарованные голоса:
– Зачем?..
– Куда?..
– Неужели ты забыла нас?..
– Неужели ты оставишь нас?
Я бегу – спотыкаюсь – но бегу. Знаю, что вот-вот наткнусь на острую ветку и поранюсь, но бегу.
Вдруг лоб обжигает звезда боли, я падаю в песок лицом, едва успеваю подставить руки. Слышу шаги за спиной, мне в волосы летит песок – кто-то подбегает совсем близко. «Мой спаситель», – мелькает у меня в голове горькая мысль.