Как спасти свою жизнь
Шрифт:
Все эти писания сопровождались хвалебными отзывами издателей, среди которых были и те, кто старательно избегал встречи со мной, пока я не завоевала известность. Я запомнила их имена. Я, конечно, понимала, что все это в природе вещей, но тем не менее испытывала горечь. Люди, безусловно, должны кому-то отдавать предпочтение. Но и я тоже имею на это право.
Ясно было одно: Силия Лаффонт для меня гораздо важнее, чем вся эта дешевая самореклама. Но чем я могла ей помочь? Ведь ей нужно ни больше ни меньше, чем полное и абсолютное спасение
Открывается дверь, и появляется Беннет. Я сижу, тупо глядя на груду писем. Хотя мы и не виделись три дня, я как-то не горю желанием кинутся ему на шею. Но я усилием воли заставляю себя.
— Привет, родной, — я вхожу в холл и обнимаю его.
Он клюет меня в рот и отстраняется, не в силах полностью отдаться приветствию. Он скучал по мне, но еще не успел просмотреть почту. С ней как раз нужно разбираться именно сейчас! Это столь же важно, как перед половым актом опорожнить кишечник.
Его холодность бесит меня. Обнимаешь его, как манекен.
— Ты не хочешь поцеловать меня по-человечески? — спрашиваю я.
Он покорно возвращается и целует меня — очень слюняво (он всегда так целуется, хотя я знавала человека, который превзошел в этом даже его). Прижимается ко мне бедрами — отработанный жест. Чувствуется, что он знает приемы. «Приемы любви», или «Хорошо темпированный пенис» Беннета Винга. Наши встречи и поцелуи кажутся заранее отрепетированными, даже какими-то затасканными. Как у актеров, которые вот уже восемь лет играют в одной и той же пьесе. Вечный спектакль. Неизменный состав.
— Как прошел день? — спрашиваю я. (Наша беседа сильно смахивает на неудачную пародию на семейную жизнь.)
— Да вроде нормально. Ауэрбах хочет перейти мне дорогу и сманить Си Келсон во взрослое отделение… — Он отправляется просматривать почту, а заодно и прослушать автоответчик: не дай Бог, он пропустит какой-нибудь звонок или не заплатит своему аналитику до десятого числа.
Помрачнев, я удаляюсь к себе в кабинет и сажусь за рукописи. Открываю самую верхнюю — это роман моей приятельницы Дженнифер о детстве в Голливуде. Начинаю читать с предубеждением — а вдруг это опять какой-нибудь бред. Оказывается, ничего. Даже здорово написано! В восторге я бегу в гостиную, где сидит Беннет…
— У Дженнифер отличная книга, — говорю я. — И читается хорошо.
Он выписывает чек своему психоаналитику доктору Герцелю У. Стейнгессеру, дом 1148, 5-я авеню; тот живет в цеховом доме на углу 96-й улицы и 5-й авеню, где могут поселиться лишь те, кто окончил медицинский факультет, ординатуру или в студенческие годы специализировался в психоанализе.
— А про что? — рассеянно спрашивает он.
— Ну, про Голливуд, про ее родителей, про мужа…
— Эдипов комплекс во всей красе…
Это приводит меня в ярость. Когда речь заходит о книге, фильме или пьесе, Беннет не может не ввернуть своих любимых словечек: эдипов, анальный, первородный
— Давай объявим мораторий на слово «эдипов» сроком на 48 часов.
Беннет поворачивается на стуле:
— Почему ты злишься? Ведь мы не виделись три дня!
— Вот именно. А ты даже не потрудился меня поцеловать! — говорю это механически и понимаю, что не права. Он меня поцеловал. Почему же у меня такое стойкое ощущение недоцелованности?
— А как ты назовешь то, что было в холле?
— Думаю, поцелуй, — сменив гнев на милость, отвечаю я и ухожу к себе.
На следующий день мы должны отправиться на писательскую конференцию в… ну, скажем, Пастораль У. Я должна буду целых три дня учить писательскому мастерству, читать рукописи студентов и жить в прекрасном бунгало с видом на озеро. К тому же я получу за это гонорар. Впервые за всю нашу совместную жизнь Беннет согласился поехать со мной. Ему напели, что это будет скорее увеселительная прогулка, нежели скучная повинность. Еще сказали, что бунгало роскошное, а местность обворожительная.
В аэропорт мы выехали утром, но до Пасторали У так и не добрались. В машине выяснилось, что Беннет ехать не хочет. Оказывается, что он все еще злится на меня за Чикаго и решил, что лучше всего выяснить отношения именно по дороге в аэропорт.
БЕННЕТ: Ты говорила, что собираешься послать к черту всю эту деятельность, но пока что-то не похоже.
Я: Беннет, ну, пожалуйста, умоляю тебя… Я так устала, мне так тошно, и ты меня еще пилишь. Клянусь тебе, это в последний раз. В августе мы съездим куда-нибудь отдохнуть.
БЕННЕТ ( с сарказмом): Ну конечно.
Его губы плотно сжаты под усами в стиле Фу Манчу, которые от отпустил в честь нежданно свалившейся на мою голову славы; он не отрываясь следит за дорогой. Я смотрю на него, и меня захлестывает изнутри чувство вины. Бедняжка, ему приходится тащиться за женой на литературный пикник. Какая жертва! Тут и мне хочется пожертвовать чем-нибудь.
Я: Мы совсем не обязаны ехать. Я сейчас же все отменю.
БЕННЕТ: Это будет выглядеть по меньшей мере странно.
Я: Вовсе нет. Мы проведем выходные вдвоем, побудем на природе… Ты вечно жалуешься, что мы редко бываем вместе.
БЕННЕТ: Да, но сейчас уже неудобно…
Я: Очень даже удобно — ты для меня гораздо важнее, чем какая-то там конференция… (Все это ложь, ложь).
БЕННЕТ: Нет, раз уж решили, так едем. Я из-за этой поездки соревнования по теннису отменил.
Я: Как это благородно с твоей стороны! Ведь ты впервые за все время нашей совместной жизни едешь со мной. И вообще, там должна быть интересная программа. Бесплатный уик-энд на природе. Да нам же еще и приплатят. ( Я всегда говорю про деньги «наши», хотя в глубине души считаю их своими).