Как стать никем. Апокалипсис по-питерски
Шрифт:
– Пришей се хуй на ухо… – грубо оборвала меня кассирша и толкнула в сторону ванной. – Пиздуй, подмойся, потом сюда, в комнату. В раковину не ссать, не дрочить, живо!
Дивясь творящемуся разврату, я послушно засеменил под душ, швырнув на вечное хранение трусы под ванну. Скажу, что чувствовал себя очень необычно. Наверное, такие ощущения испытывают старшеклассницы перед выпускным, зная, что их и выпустят, и выебут, и алые паруса покажут – и всё это на халяву.
Единственное, чего я не испытывал, так это ощущения хуя. Предатель сдал экзамен досрочно, а теперь, от незнакомой
Поэтому после душа я расположился у раковины, напротив зеркала, и принялся оживлять павшего товарища методом нанесения ритмичных ударов об раковину, попутно размышляя, как же грамотней оформить помолвку с кассиршей.
Поначалу получались не удары, а шмяки и шлёпы, но ничего. Я состроил в зеркало лицо побрутальнее и вообразил свой карающий монолог: «Ах ты, распутная пиздень! На, хуем по лбу! Ебстись, не обвенчавшись, возжелала? Выхватывай бибислом по кастрюле! Держи удар, куда глаза в разные стороны… Ртом дыши. Сосредоточься. Выйдешь за меня? То-то же… Хуяк! Контрольный по бестолковке, еблысь! ещё для профилактики!»
«Дэннн, дэннн!» – зазвенела раковина от настойчивых ударов затвердевшим членом.
Тут я поднял взор, чтобы полюбоваться своей мужественностью в зеркало, и замер. За моим плечом в проёме двери стояла какая-то толстая тётка и диву давалась, а точнее – стремительно приобретала крайнюю степень изумления от пикантного зрелища, балансируя на грани между инсультом и инфарктом.
– Ты шо делаешь, хад?.. Хто ты такой? – захрипела тётка.
– Алексей… Гагач… – проблеял я, изрядно растерявшись. Осознав, что дал ответ не полный, добавил почему-то из Булгакова: – Розетку починяю.
В качестве подтверждения своих слов я ещё пару раз стукнул дубинкой об раковину, всем своим видом давая понять, что именно так нынче чинятся розетки. И никак иначе.
Тётка тут же ушла в нирвану. Ухая, как филин, она галопом поскакала прочь.
«Нехорошо с тёщей познакомился, – подумал я. – Ладно, её я разъясню позже. Нужно идти свататься к молодухе».
Захватив обручальное кольцо, я зашёл в комнату. Там обнаружил, что невеста, отдавшись на волю алкоэфира, крепко дрыхла. Причём спала голой на тонком одеяле, для чего-то расстеленном на полу, трогательно свернувшись эдаким сексуальным калачиком. Видимо, чтобы кровать не скрипела.
Из-под попы ярким прожектором на меня светила пилотка, которую я видал по-настоящему впервые. Удобно расположившись рядом со спящей, дрожащими от возбуждения руками я взял её за крепкие, спортивные ягодицы и немного их раздвинул. Из расщелины на меня хмуро глянул пустой и тёмный глаз.
«Это какое-то масонство!» – поразился я открывшимся пейзажем всевидящего ока.
Тем не менее нечто подсказывало мне, что такого шанса больше может и не случиться. В конечном итоге когда-нибудь я женюсь, а вот оказаться с кольцом всевластия в руке рядом с оком Саурона… это вряд ли мне ещё так свезёт! Я почувствовал себя героическим хоббитом.
«Суй палец в жопу, Фродо Бэггинс!» – бил набатом в голове голос Сэма Гэмджи.
И я сдался.
Пару секунд подумал: какой
Тут, в этот беспесды счастливый миг, распахнулась дверь и на пороге комнаты, в лучах бьющего из коридора электрического света, возникла тёща. Десять минут знакомы, а уже никакой от неё жизни нет!
Уперев руки в боки, она торжественно-карающим голосом возвестила неуместную, совершенно нелепую хуергу:
– Ф-фрунзе! Курчатов! – и, быстро переходя на визг: – Йоффе!
Имена великих физиков, как и лириков с маузером, сыпались горохом.
Видимо, поехавшая крышняком маман озвучивала перечень людей, кои, по её мнению, были действительно достойными претендентами на руку дочери, в чьей жопе я беспардонно ковырялся пальцем. Я хотел возразить, что озвученные ею персонажи у нас в магазине не работают, предъяв на Катюху не кидали, мол, по праву проникновение совершаю, но не успел.
Катька от её визгов проснулась и, перепугавшись, резко и неудачно села мне на руку. Палец, надёжно зафиксированный в анусе, глухо хрустнув, надломился. От адской боли я завопил что есть мочи, войдя в резонанс с визжащей мамашей. Почувствовав у себя в жопе инородный предмет, к нашему академическому хору имени Кащенко присоединилась и Катька. Она вскочила на ноги и стала шустро убегать от непонятной, но запердолившей ей в сраку опасности мимо мамки в коридор.
Естественно, стараясь сохранить палец на своей руке, а не оставить в чужой заднице, я послушно вскочил и побежал за ней, как вагончик за паровозиком. Но её крепкие ягодицы так сильно виляли, выкручивая сломанный палец, что через три шага я рухнул в обморок прям под ноги маман.
– Жорес Алфёров! – последнее, что я услышал перед временной кончиной.
Когда я через несколько лет попал в питерский политех, то понял, что мамаша где-то там и работала. Потому и называла фамилии своих кумиров в мире науки, с коих я должен был брать пример, а не размахивать хером в ванной. Их портреты висели на стенах, я любовался ими и представлял, как они стоят в очереди в Катюхину комнату, важно беседуя о науке, а её маман разносит чай.
Забвение длилось недолго.
Очнулся я от дикой пульсирующей боли в среднем пальце. С радостью узрел синеющий и распухающий, но полезный в аргументированных спорах девайс на месте. В ванной бились не на жизнь, а на смерть невеста с тёщей. Я тихонечко повытаскивал шмотки из-под ног дерущихся. Полюбовался красивым и молодым телом, получающим дюлей от более старого и опытного, и, вздохнув, вышел в подъезд.
Утром я предстал перед коллективом со свежим гипсом.