Как стать злодеем в Габене
Шрифт:
Один носатый и деревянный желающий не стал дожидаться своей очереди – протиснулся к стойке и, не обращая внимания на возмущенные оклики тех, кому он наступил на башмак, завопил:
– Мистер Погг, дайте гуся!
Хозяин лавки, вислощекий толстяк в фартуке и колпаке был занят тем, что заворачивал пухлую сизую тушку в коричневую бумагу для нервно перетаптывающегося рядом господина в очках. Заслышав визгливый голосок, он навис над стойкой, высматривая: кто его звал? Увидев куклу, лавочник усмехнулся.
– Какого гуся желаете, маленький господин?
– Самого большого! – заявил Говард, демонстративно
Мистер Погг между тем завернул гуся, передал его покупателю и подбоченился.
– Самый большой – король-гусь – стоит две сотни фунтов, – сказал он. – У тебя есть две сотни?
Говард покачал головой, и лавочник продолжил:
– Средние гуси – гуси-судьи – стоят по сто фунтов.
– Дорого! – Говард почесал деревянный нос. – Они что, у вас все набиты денежками?
Мистер Погг прищурился, уже понимая, что кукла понапрасну тратит его время – и оттого начиная закипать.
– Есть еще гуси-клерки, – все же сказал он. – Каждый выйдет тебе в тридцать фунтов.
Это Говарда тоже не устроило. Он уставился на тушки, которые ровными рядами висели на крючьях за спиной хозяина лавки. Он не понимал, почему люди в таком восторге от гусей – те выглядели нелепыми и смешными: лысые, общипанные, с короткими кривыми конечностями – у них даже не было головешек.
Говард ткнул длинным пальцем в сморщенного и грустного с виду гусенка – выглядел тот так, словно чем-то долго болел прежде, чем его придушили: зеленоватая кожа, скрюченная шейка, нелепо торчащие в стороны лапки с потертыми перепонками.
– Вон тот! Дайте того!
Отметив сделанный Говардом выбор, мистер Погг ухмыльнулся.
– Билли-гусь? Двадцать фунтов.
Говард полез в карман штанов. Как он и предполагал, денег там не оказалось.
– Мне нужен гусь, – жалобно сказал он. – Но у меня совсем нет денег.
– Тогда проваливай, коротышка.
Говард заканючил:
– Ну да-а-айте Билли! Мамаша очень хочет гуся. – Он вспомнил слово, которое Мамаша заставляла его использовать почаще. Она говорила, что это слово творит чудеса: – Пожа-а-алуйста…
Мистер Погг наделил его хмурым взглядом и… вдруг чудо и правда произошло.
– Хорошо, – сказал он. – Я дам тебе одного Билли.
Говард уже было вытянул ручонки, но мистер Погг даже не пошевелился.
– Не так быстро! – рявкнул лавочник. – Сперва отработаешь его. Мой помощник очень некстати захворал и помер, а старый автоматон окончательно сломался. Между тем мистер Грейди привез уголь – дюжину мешков, – а я слишком занят здесь, чтобы его таскать. Наполнишь угольный ящик – приходи за гусем. Дверь на задний двор открыта, совки и ковши найдешь там же.
Говард задумался: работать он не любил, но ему вдруг отчетливо представились грустные глаза Мамаши. Он кивнул, воскликнул: «Заверните Билли для меня!» – и ринулся к задней двери, расталкивая посетителей лавки, которые все отчего-то ехидно переглядывались и улыбались.
Как и сказал мистер Погг, мешки были на заднем дворе – у решетки ограды, засыпаемые снегом. Вот только он забыл упомянуть, что привалившийся к стене лавки черный железный ящик был от них в трех десятках шагов. Потрудиться предстояло изрядно.
Говард проковылял через снег
Проще сказать, чем сделать. Не без труда справившись с узлом, он схватил ковш и начал таскать уголь, мельтеша с ним от ограды к ящику и обратно, словно челнок в ткацком станке. Уголь в мешках казался бесконечным.
Это была тяжелая работа – шарниры скрипели, руки с трудом удерживали наполненный ковш, и пару раз кукла нечаянно перевернула его прямо в снег. Говард довольно быстро устал, ему было скучно, а еще он сгорал от нетерпения: все его мысли были о Мамаше и о том, как она улыбнется, когда он притащит ей гуся. Переворачивая очередной ковш в угольный ящик, Говард твердил себе под нос: «Билли будет моим! Билли будет моим!»
За этими мыслями он не замечал, как мешок за мешком тает, и в какой-то момент вдруг поймал себя на то том, что таскать уже больше нечего. Швырнув последний уголек в ящик, Говард, уставший и с ног до головы чумазый, но весьма собой довольный, вернулся в лавку.
Кроме мистера Погга, там уже никого не было, а сам лавочник восседал на стуле за стойкой и читал газету, всю первую полосу которой занимала «Праздничная передовица».
Мистер Погг был раздосадован, пыхтел, скрипел зубами и ворчал от зависти – еще бы: шикарный праздничный ужин в особняке господина Моргрейва заполучила какая-то соплячка! Притом, что сам он был намного достойнее этой жалкой и никчемной Тилли Беррике – он даже прикупил себе выходной костюм и целых два дня до появления передовицы ничего не ел, рассчитывая набить брюхо в богатом особняке в Сонн. Лавочник был уверен, что выберут именно его, ведь он особо расстарался для того, чтобы его письмо попало в руки господина главного редактора газеты, ведь он как следует подмаслил одного из тамошних писак, некоего мистера Уиггинса, чтобы тот «посодействовал верному выбору». Треклятый Уиггинс! Пройдоха провел его, заполучив ни много ни мало одного из королей-гусей! Мистер Погг был не просто зол – его распирало от ярости. Ничего, он дочитает газету, закроет лавку и вместе с сыновьями сестры наведается к мистеру Уиггинсу: интересно, легко ли ему будет печатать свои гнусные статейки сломанными пальцами…
– Я все сделал! – радостно сообщил Говард с порога, чем вызвал раздраженный взгляд хозяина «Мисс Гусыни». – Перетаскал весь уголь! Где мой Билли?
Мистер Погг пожал плечами.
– Прости, коротышка, всех гусей разобрали.
Говард не поверил своим ушам. Он встал на цыпочки, пытаясь разглядеть гусиные тушки, прежде висевшие за спиной лавочника. Мистер Погг не солгал: там, где еще недавно было не протолкнуться от гусиной толпы, теперь лишь скалились смазанные маслом голые крючья.
– Всех разобрали?! А где мой Билли?!
– Его тоже купили. Ты слишком долго возился.
– Вы обманули меня! – закричал Говард. – Отдайте моего гуся! Я же все сделал!
Хозяин лавки расхохотался.
– Какой забавный дурачок!
– Вы – злобный хрыч и лжец! – крикнул Говард, стискивая кулачки.
Мистер Погг швырнул газету на стойку, поднялся со стула и схватил Говарда за шиворот.
– Ты слишком много возомнило о себе, дурацкое полено! – рявкнул лавочник и потащил его к выходу.