Как убить рок-звезду
Шрифт:
Берк устроился на работу в зоомагазине на Девятой Восточной улице и договорился с небольшим деликатесным отделом в универсаме, что будет поставлять им свое мороженое.
Майкл вернулся в «Балтазар» и подумывал о том, чтобы создать собственную группу.
– На этом все, в общем, и кончилось, – сказал мой брат. – «Бананафиш» появилась, как вор в ночи, записала два альбома удивительной музыки и исчезла навсегда. И знаешь? Девяносто восемь процентов населения Америки даже не
Когда я согласилась писать о смерти Пола, я надеялась, что это принесет мне облегчение и, может быть, приблизит к пятой стадии. Но для примирения необходимо понимание. А ничто из того, что я узнала о последних месяцах Пола, не помогло мне хотя бы чуть-чуть понять, почему он сделал это.
Больше всего мне мешало его завещание. В нем он назначал Майкла опекуном над всем своим имуществом, состоящим из денег, оставшихся от авансов, личных вещей и всех авторских, которые могут причитаться ему в будущем.
Пока я не знала о завещании, я старалась думать, что он принял это решение импульсивно, под влиянием момента. Что он хотел не умереть, а просто прекратить боль, и не захотел ждать, пока она пройдет сама.
Завещание все меняло. Оно означало, что он все решил заранее, что он долго и трудно искал другие варианты и не нашел ничего – или никого – ради чего стоило бы жить.
В конце ноября, выходя из «Байшаки Фуд Корпорейшн» с пакетом продуктов, на другой стороне улицы у входа в кафе я увидела Лоринга.
Дул сильный ветер. Он кружил по тротуару разноцветные бумажные упаковки, пластиковые стаканы и обрывки газет, а я стояла в дверях магазина и ждала, пока он немного утихнет. В окне напротив я видела работающий телевизор, слышала вопли сирены поблизости и думала, почему все живы, даже мусор, летающий над дорогой. Все, кроме Пола.
Я перевела взгляд на другую сторону улицы и увидела Лоринга. Он собирался зайти в кафе и держал за руку хорошенькую девушку в ярко-красном пальто до колена, чем-то похожую на Одри Хепберн из «Завтрака у Тиффани».
Я не видела Лоринга с того самого дня, когда наутро после поминок зашла к нему за своими вещами. Тогда я сказала ему, что, наверное, нам лучше не общаться какое-то время. Он согласился и не звонил мне с тех пор.
Я опустила глаза, но еще не успела дойти до двери, как он окликнул меня через дорогу. Он направил на меня указательный палец, прося подождать, и сказал что-то хорошенькой девушке. Она сочувственно улыбнулась, и я поняла, что ей знакома моя печальная история.
Девушка зашла в кафе и села за столик у окна, а Лоринг дождался сигнала светофора и перешел через дорогу.
–
– Ты, кажется, занят.
Он рассматривал меня, как ученый изучает интересный экземпляр.
– Как у тебя дела?
– Все хорошо, – соврала я. – А у тебя?
– Хорошо.
Это было похоже на правду, и я не смогла скрыть усмешку:
– И кто она?
– Друг, – пробормотал он, очевидно боясь расстроить меня, если скажет больше.
– Да ладно, скажи мне.
Он отвернулся, но в его карих застенчивых глазах я прочитала все, чего он не хотел говорить.
– Рада за тебя. – Я засмеялась и игриво толкнула его локтем. – Расскажи хоть, где вы познакомились.
– Ты не поверишь, я знаю ее с детства. Ее отец много лет был юристом Дуга. Я был в нее влюблен, когда мне было двенадцать.
– Ты с ней спишь?
Он закатил глаза, и я вспомнила, как веселились мы с Верой, задавая ему нескромные вопросы.
– Кроме шуток, – сказала я, – это самая хорошая новость за последние месяцы. Умоляю, скажи, что ты влюблен до безумия и что с ней ты узнал лучший в мире секс, и тогда я буду знать, что могу больше не чувствовать себя виноватой хотя бы перед тобой.
Лоринг оглянулся на девушку. Она тоже посмотрела на него, словно почувствовав его взгляд, и улыбнулась ему так, будто он герой, спасший ее жизнь.
– Рада за тебя, – повторила я, хотя и почувствовала неясную боль.
Большим пальцем Лоринг нарисовал крест на моем лбу, как это делают священники в первую среду поста.
– Считай, что я отпустил твои грехи, – сказал он.
Через окно кафе я видела, как девушка достала из сумочки маленькую записную книжку.
– Ой-ой-ой, только не говори мне, что она писатель.
Лоринг засмеялся.
– Нет, вообще-то она художник. Делает ювелирные украшения.
Я была искренне рада за Лоринга. Правда. Но, глядя на эту красивую, распускающуюся любовь, я острее почувствовала собственное непроглядное одиночество.
– Надо идти. – Я переложила пакет с продуктами в другую руку. – Передай своей подружке, что она самая везучая девушка на Манхэттене, хорошо?
Он улыбнулся.
– Всего хорошего тебе, Элиза.
– Спасибо. Тебе тоже.
Перспектива провести остаток дня в одиночестве в пустой квартире показалась особенно невыносимой, но я знала, что Вера занята, а перед Майклом я старательно делала вид, что у меня все в порядке, и поэтому не могла сейчас пойти к нему.